Юрий Долгорукий

Связав ослушника крепкой ротой, Мономах возвратился в Киев.

Не забывал великий князь Владимир Всеволодович Мономах и про свои бывшие дунайские владения. Киевские полки он на Дунай не посылал, но подговорил своего зятя хана Аепу откочевать с ордой к Дунаю.

Болгарский князь, владетель тех местностей, биться с великим множеством половецких всадников не решился, прислал к хану посольство с щедрыми дарами. Корыстолюбивые половцы согласились на мир, приняли дары: золото, серебро, дорогие одежды, множество яств и питий.

Однако напрасно радовались хан Аепа, его мурзы и богатыри. Всё питие оказалось отравленным. Лучшие люди орды, и из чёрных людей многие, вкусившие от греческой щедрости, в одночасье померли, а остальных болгарский князь, напав в ночи, побил и попленил, так что мало кто из половцев возвратился с Дуная.

Не стало у Мономаха в половецких степях хана-родственника.

Восполняя урон, Мономах поспешил взять за своего сына Андрея внучку другого сильного хана - Тугорхана. Но такой родственной доверительности, как с Аепой, ещё не было.

И дальше - что ни год, то война!

В лето шесть тысяч шестьсот двадцать шестое[88] Волынский князь Ярославец, забыв клятвы свои, снова замятежничал. Мономах послал полки к Владимиру-Волынскому. Но Ярославец бежал в Польшу, к своей сестре и зятю - польскому королю. Попробуй достань его!

Не успели передохнуть после Волынского похода - новая рать. Мономах решил отвоевать дунайский удел для наследника покойного царевича Леона, своего внука Василия.

Снова воевода Ян Вышатич повёл полки к Дунаю, а следом за ним собирался выступить и сам Мономах со всеми князьями русскими, в великой силе. Ждали только весны, чтобы зазеленела степь и был корм для конницы.

Император Алексей, убоявшись большого нашествия, прислал к Мономаху великое посольство: митрополита, епископов и знатных вельмож со многими дарами.

Диковинные были дары, со значением: венец царский, златотканая царская хламида, скипетр, чаша сердоликовая с камнями-самоцветами. Нарекал император великого киевского князя царём и братом, как ровню, и в том была великая честь - греческий император считался первейшим среди христианских государей. Ради одного этого можно было отказаться от войны, тем более что послы обещали откупиться от Василия за дунайские города серебром.

Мирный договор греки хотели скрепить браком княжны из рода Мономахова с императорским сыном Иоанном и бывшие Леоновы города отдать им как бы в приданое. Хитрый ход придумали греки, не умалявший великокняжеского достоинства, - города как бы оставались во владении рода Мономаха!

Помедлив для приличия неделю, Мономах дал согласие.

Ответное русское посольство отправилось в Константинополь.

Только-только замирились с греками - князь Глеб вылез из своей минской берлоги, принялся воевать земли Мономаховых детей - смоленские и новгородские волости.

Князь Мстислав с братьями ответно осадил Минск.

Теперь уж просьбам Глеба о прощении Святослав приказал не внимать — хватит, натерпелись! Мономаховичи взяли Минск копьём и привезли Глеба в Киев в цепях. Там, в земляной тюрьме, в тесном заключении, Глеб и преставился.

Избавились от Глеба - Ярославец явился из Польши с королевской помочью, подступил к городу Червеню, где наместничал киевский боярин Фома Ратиборович.

Фома на этот раз своего имени не посрамил, вышел с ратью из города и погнал поляков прочь.

Отмщая за набег, Мономах послал в Польшу воеводу Андриана Почаина, многие городки и местечки пожгли и пограбили, чтобы неповадно было полякам в русские земли хаживать. Однако и сами немало ратников потеряли: у своих порогов поляки рубились зло.

Половцы наезжали, пока полки воевали на Дунае и на Волыни, но малыми ордами, и отбегали быстро. Мономах за ними даже погоню не посылал.

Металась Киевская Русь в военной лихоманке, сотрясаясь от тяжёлой поступи великокняжеских полков, стонала под копытами польских и половецких коней, и не было там покоя людям.

Великокняжеское величие щедро оплачивалось кровью и слезами.

Но все эти грозы проносились мимо Ростовской земли.

Только единожды сходила на Дунай малая суздальская дружина. Очень уж просил тесть Юрия, хан Аепа, прислать хотя бы немного воинов в кольчугах, отказать было неудобно.

Господь берег суздальцев и воеводу Ивана Клыгина от нелепой смерти, опоздали они на последний ханский пир. Подъехал Иван с товарищами к ханскому шатру и сразу понял: что-то тут неладно! Караульные ратники возле порога лежат - скорчившись. Заглянул в шатёр - мурзы и военачальники вповалку, тоже бездыханные, и Аепа среди них - почернел лицом, на губах зелёная пена.

Иван - на коня и прочь, поднимать остальную дружину.

Понеслись дружинные кони в ночь, подальше от злодейского места. Так и гнали без передышки до самых суздальских рубежей. Добежав же, возблагодарили Бога за спасение. Если бы не бешеный ливень, задержавший дружину на полдня, лежать бы суздальцам под сенью ханского шатра бездыханными...