Юрий Долгорукий

Главный волхв окрестных язычников - старый, свирепый Клыч снова вспомнил о том, что люди лесов есть люди единого племени вятичей, между тем как у «Ярилиной плеши» за много последних лет появились пришельцы иных племён. Пришли сюда кривичи с Волги верховья и северяне с черниговских рек, поляне от киевских мест, а от Дона - южные вятичи и другие. Клыч вспомнил и всем повелел припомнить, что суздальский князь - не вятич и что княгиня его - гречанка, а старшие княжичи - с половецкой кровью…

Но, даже вспомнив об этом, люди лесов всё равно не могли сдержать любопытства: уж больно складно да звонко стучат топоры да сверкают боками зубастые пилы! Уж больно преславно поют у костров бежане!

И всякий день, пробуя из котла похлёбку, готовясь к ночлегу или просто внезапно взглянув за куст, то Страшко, то Демьян или рыжий бежанин Михаила видели странных, молча прячущихся за деревьями боязливых лесных людей. Те стояли настороженно и тихо. Так, любопытствуя и пугаясь, стоят за кустами дикие козы или оленьи матки, почуяв нечто не страшное, но чужое. Было видно, что и язычникам хочется поглядеть, понять по немолчным стукам, по запахам от костров: кто эти смерды? Что они делают здесь, в лесу, вздувая огонь и валя деревья хорошими топорами?

- Глядят! - говорил Демьян, усмехаясь в седые, спутанные усы.

- Того и жди, топор украдут, - недовольно ворчал Михаила, - добра такого лишат…

- Ништо! - отвечал Демьян. - Они их небось боятся, как беса явленья. От нас с подобными топорами беду небось ждут немедля…

Он ласково взмахивал грязной, худой рукой:

- Иди-ка сюда… не бойся! Но «тёмный» в кустах молчал.

Потом этот куст чуть-чуть шевелился. Снег негромко скрипел под чьей-то ногой. Вдали исчезала тень - и опять становилось тихо. Только Страшко да бежане стояли возле костров или, кончив работу, шли за Неглинную - к избам посёлка.

- Сколь ты галку ни мой, белее не будет! - оглядываясь на лес, где прятались тени «тёмных», решал Демьян. - Как поклонялись они болванам, так будут вовек. В лесу им, видать, милее…

Он вспоминал свою рабскую юность на землях Пинских, бессветную, горькую молодость, мужество в тяжком труде на полях боярских да в сечах во имя княжеской славы, - припоминал и задумчиво говорил бежанам:

- В лесу им, видать, милее…

- В лесу и бес на весу! - отвечал Михаила. - А в поле душа на воле!

Он расправлял высокие плечи, вскидывал тяжкий топор и, крякнув, стучал им по высокой жёлтой сосне. Сосна гудела, как медь. Снег падал с высоких веток, с одной на одну, и рушился вниз пластом - с глухим осторожным хрустом.

Ермилка или Вторашка весело вскрикивали:

- Гляди, ударом ты векшу выгнал!

Они лепили снежки и кидали их в юркую белку, летящую от сосны к сосне, как яркая пышнохвостая птица.

Глава XX. ЧУРАЙКА

И приде к кудеснику, прося вол-

хованья от него; он же, по обычаю

своему, нача призывати бесы..

Троицкая летопись

В посёлках жилось не сладко: питались все кое-как теснились на дымных печках да на полатях.

Зато - по велению Симеона - за зиму сложили близ княжьей избы складские сараи из толстых брёвен, наделали много силков на птиц и зверей - добывали пищу охотой.

Зима же росла. С укрывших избы соломенных крыш повисли до самой земли сосульки. На волчьи праздники[28] ярко сияли звёзды. Выпало много снега.

- Значит, - решали люди, - будет год урожайный!

- Пока урожай придёт, дыханье из тела выйдет! - горестно говорил сгорбленный и худой, но по-своему благообразный свечник Демьян, каждый вечер приходивший посидеть к Страшко в избу Полусветья или к Михайле в избу Чечотки Худого. - Ой, лихо тут людям, особо же нам - бежанам!

Забыв о своём лукавстве, мужик Полусветье вступал в разговор со вздохом.

- Лихо вам, зря не молвишь. Однако и нам не сладко. Вон, видишь ту ляду?

Он взглядывал острым, единственным глазом на покрытую изморозью солому, которой была изнутри заткнута дыра в стене, заменяющая окно. Так, словно люди могли увидеть отсюда и ляду под снегом, и тропы к ней, безрадостно добавлял:

- Сам лес под ту ляду жёг, расчищая для пашни. Какой бы ещё мне ляды? Хорошая ляда. Уж как я её там холил! Весною роздерть была на славу, когда вскопал. И росчисть после грабленья вышла преславной. Зерно клал с молитвой. Ан, ничего не собрал, ибо сгнил урожай от частых дождей!

- Может, гиблое оно место на этой Москве-реке?

- Может, и так. Хотя много лет живу, и все годы рожь хорошо рождалась. И мёду в бортях было немало…

- Мы тоже видали, как мёд бояре едали! - с усмешкой вставлял Михаила.

- А мы вот и сами ели, - настаивал Полусветье. - И рыбы в реке немало. В лесах же зверя да птицы - тьма!

- Может, и снова будет?

Страшко убеждённо и даже строго бросал:

- Вестимо, будет. Чего не быть? В прошедший год было худо, а в новый, глядишь, опять всего уродится…