Юрий Долгорукий

Непостижимо быстрыми были руки Емца, но ещё более быстрым оказался Иваница, ибо полетел вместе с копьём, даже словно бы опередил копьё, и, пока острый наконечник впивался в крепкое дерево, парень очутился за дубовым щитом и сразу выхватил оттуда невысокую чернявую глазастую отроковицу, одетую в белую льняную сорочку, в наброшенном поверх сорочки корзне из белой козьей шерсти, голоногую и босую, хотя осенний день не мог похвалиться теплом.

- Вот уж, - сказал Иваница то ли удивлённо, то ли обрадованно, то ли даже угрожающе.

- А не трогал бы ты её! - недовольно промолвил Емец. Так, словно бы видел всё происходившее вокруг.

И снова Дулебу показалось, будто он слышал этот голос, и слышал совсем недавно, он до сих пор ещё смотрел на копьё, которое еле заметно вздрагивало от удара, и копьё это тоже напоминало ему знакомое, не нужно было и углубляться в далёкие воспоминания, загадочная первая ночь в монастыре игумена Анании стояла у него перед глазами, не верилось лишь, чтобы этот слепой и, собственно, беспомощный человек смог пробраться за монастырские стены, найти каменный скит, выманить за дверь его, Дулеба, и ударить копьём насмерть. Но всё было то же самое: и грубый голос, и большое копьё, и умелый бросок на голос в темноте, ибо слепому всё равно светит ли солнце на дворе, или стоит тёмная ночь. Для него вокруг вечная ночь, и он как-то научился в этой вечной ночи попадать страшным оружием так, как не сумел бы и зрячий.

- Дорогой мой, - обратился к Иванице уже и сам воевода, - слушай, что тебе говорит этот человек.

- Вот уж, - беспечно ответил Иваница. - Не привык я, чтобы вот этак издевались над отроковицами.

- Она его дочь! - крикнул Петрило. - Знай и не вмешивайся!

- Дочь - это ничего. Однако не допущу. Хочешь, чтоб я за тебя постоял? - спросил он девушку.

- А вот и не хочу! - сказала она голосом вовсе не таким, как кричала из-за дубового щита.

- Почему не хочешь?

- Не хочу, чтоб тебя убили.

- А меня убить нельзя, - засмеялся Иваница. - Вон Дулеб, княжий лекарь, он тебе скажет, что Иваницу убить нельзя.

- Князь попытался защитить меня, да и его убили, - сказала девушка голосом грустным и безнадёжным.

Вот оно! Слово молвленное! Тут не избегают этого слова, не обходят его вокруг да около, здесь звучит оно во всей своей неприкрытой наготе и неотвратимости.

- Князя? - подошёл к девушке Дулеб. - Ты молвила - князя?

- Молвила - и ладно. Убили его. А тоже хотел меня защитить.

- Князя Игоря?

- Других ещё не убивали.

Дулеб чуть было не спросил: "А разве и ещё должны убивать?" - но своевременно удержался, взглянул на Войтишича. Тот тоже посмотрел на княжьего лекаря и развёл руками, словно бы хотел произнести своё излюбленное: "А будь оно всё проклято!"

- Так получается… - У Дулеба даже дыхание перехватило от нетерпения. - Получается, это как же?