И Антон быстро зашагал к лестнице. Граф ждет его.
Граф не любит ждать.
Его нельзя разочаровывать.
Филька чутко прислушивался к угрозе, исходившей от того, кто стоял за сейфом.
Теперь он был уверен: угроза эта вполне реальна. Но против кого она направлена? Против них ли? Этого Филька не мог утверждать наверняка.
Петька беспокойно зашевелился, как если бы собирался о чем-то спросить, но Хитров требовательно стиснул ему руку. Конечно, если там, за сейфом, человек, то он едва ли расслышит их шепот.
В этот момент за перегородкой снова послышался звук. Неизвестный сделал шаг. Всего лишь один шаг к центру комнаты.
Но теперь Филька смог, прищурившись, увидеть его. Дыхание у мальчика перехватило.
В учительской, отделенной от них лишь хлипкой перегородкой, стоял Стафилококк. Стафилококк, сгинувший два дня назад в объятиях скелета и теперь внезапно объявившийся.
Вначале Филька испытал радость, что с завучем ничего не случилось. Потом он ощутил тревогу.
Исчезнувший завуч замер посреди учительской, словно прислушиваясь к чему-то. Его лицо было матово-бледным. Волосы стояли дыбом, что озадачило бы всякого, кто прежде хоть раз видел аккуратного Андрей Андреича.
Но Фильку поразило не это, а другое.
– Чего ты меня дергаешь? Кто там? – не выдержав, спросил Петька. Этот болтун определенно не мог сохранять тишину: весь изъерзался.
Хотя голос Петьки звучал совсем тихо, Стафилококк резко повернулся и уставился на дверь подсобной комнаты. Выражение лица у него стало подозрительно-напряженным. Глаза чуть сощурились.
Филька сообразил, что Стафилококк сейчас использует сквозной взгляд и увидит их и что ни в коем случае нельзя этого допустить. Одной рукой он пригнул к себе Петьку и зажал ему рот. Второй же рукой мальчик, сам не осознавая, что и зачем он делает, провел в воздухе, словно натягивая невидимую пленку.
В тот же миг взгляд Стафилококка проник сквозь препятствие. Филька ощутил его как направленный поток энергии. Скользнув вдоль невидимой защитной стены, воздвигшейся вдруг вокруг них, поток энергии стал безопасно-зеленым и иссяк.
Стафилококк отвернулся.
Мальчик понял, что завуч их не заметил.
«Получилось! – понял он. – Получилось! Но как я это сделал? Как?»
Филька и сам не осознавал, что поставил самый настоящий энергетический барьер. Необычные способности пробуждались в нем одна за другой. Многим из них, как, например, этой, Хитров даже не знал названия.
Зато он сообразил, что у него есть щит.
Теперь Стафилококк не сможет ни услышать их, ни увидеть. Даже если его взгляд вновь проникнет сквозь перегородку, то разглядит лишь хранящийся в маленькой комнатке хлам.
Филька убрал руку с Петькиного рта. Мокренко тяжело обрушился на пол. На лице у него отпечатался след. След от ладони. Кажется, приятель сгоряча притиснул его слишком сильно.
– Ты что? Офонарел? Ты едва меня не придушил! Едва не свернул мне шею! – поднимаясь, зашипел Петька.
– Тихо! Там Стафилококк! Думаю, он стал вампиром! – коротко сообщил ему приятель.
Мокренко зацокал языком. Кажется, он не очень удивился. Даже чему-то обрадовался.
– Я типа давно подозревал, что он вампирюка. Еще когда Стафилококк в прошлый раз вызвал в школу мою мамашу! Скажи, разве чувак, у которого все винты на месте, станет говорить матери, что у нее сын двоечник, лоботряс и что он лично советует ему, мне то есть, сесть на диету?
Возмущенный Петька так нуждался в успокоении, что его рука сама собой нырнула в сумку за бутербродом.
– Типа я подумал, что нам придется торчать здесь долго. А раз так, то почему бы и не перекусить? – сказал Мокренко, удобно размещаясь на пыльном стуле, с которого он только что снял старый принтер.
– Эй, что ты делае-шшшшшь?!
Филька вновь зажал ему рот. Он увидел, что дверь учительской опять открывается…
Глава XI «У НИХ У ВСЕХ НЕТ ТЕНЕЙ!»
Рука скелета галантно легла ей на плечо:
– Мадам, разрешите вас задушить?
– Соня, ты только посмотри на этого мужчину! И он еще спрашивает? Да сделайте такое ваше одолжение!
Наташи Завьяловой не было в классе в ту минуту, когда в Антоне стал пробуждаться вампир и он понял, что не отражается в зеркале. Не было ее не только в классе, но и в школе. Поэтому все, что произошло на алгебре, миновало ее стороной.