Юность моего друга

Леня Пархоменко, когда Андрей открыл глаза, уже был одет так тщательно, что человек, увидевший его костюм впервые, мог бы подумать, что Леня одет с иголочки. Пиджак ему подштопала и отутюжила Анна Михайловна, а брюки он еще с вечера, побрызгав водой, положил под простыню, и сейчас складки брюк, даже когда Леня садился, не разглаживались, а, как на шерстяных брюках, ломались, сворачиваясь набок. Рубашка, галстук — все было отглажено и аккуратно заправлено. И только пухлое юношеское лицо и полная шея делали его похожим на тех деревенских озорных мальчишек, которые в праздник с утра ходят будто аршин проглотили, но уже к середине дня имеют совсем не праздничный вид: локти их рубашонок разодраны, на руках царапины, штаны в репьях, а под рубашкой шевелится галчонок или молодая белочка.

Но сейчас, утром, Леня старался реже садиться на стул.

Сегодня такой день, что даже Сашко и Антон, забыв о своем возрасте, ведут себя по-мальчишески. Увидев, что Андрей открыл глаза, Сашко скомандовал:

— Полундра! — и, подражая Ивану Алексеевичу, сказал: — Товарищ Савельев, будьте ласковы, объясните нам изменения структуры стали при нагреве…

Все рассмеялись, а Андрей подумал: «В самом деле, чего же я все еще лежу?»

Он вскочил с койки и начал быстро одеваться: сегодня Люба может прийти с утра.

Люба жила в общежитии института. Ее приезд вернул Андрею прежнюю бодрость, но вместе с тем породил столько непредвиденных забот, что Андрей не мог себе представить начала новой совместной жизни с Любой. Подъемных денег едва-едва хватит на дорогу. Даст ли им завод комнату? Как они будут жить до первой получки? Где они возьмут деньги на приобретение самых необходимых вещей?.. Но все это были счастливые заботы, а главной заботой, главным вопросом в жизни для Андрея оставалось все еще непроясненное дело об исключении из комсомола: письма из прокуратуры до сих пор не было. Андрей понимал, что если он не будет реабилитирован здесь, на месте, то там, в новом городе, его дело могут запутать еще больше. Это мешало ему и Любе быть вполне счастливыми.

Несмотря на подавленное состояние, в котором Андрей находился, работая над дипломным проектом, несмотря на то, что члены экзаменационной комиссии были к нему особенно придирчивы, он все же защитил диплом на «отлично».

А Иван Алексеевич Соловьев, поздравляя Андрея, громогласно пригласил его к себе в гости. Иван Алексеевич верил в способности Андрея и не обращал внимания на то, что говорили про родителей Андрея. «Сын за отца не отвечает, а талантливых людей мы должны беречь», — убеждал он членов комиссии до того, как Андрей должен был защитить диплом.

Не успел Андрей выслушать до конца похвалу Ивана Алексеевича, как в дверях появился Олесь Подопригора.

— Я, кажется, опоздал? — обратился он к членам комиссии и направился к Андрею.

Не зная, с какой вестью приехал Олесь, Андрей попятился назад.

Но Олесь сделал вид, что этого не заметил. Добродушно улыбаясь, он протянул Андрею руку.

— Прими и мое поздравление, — сказал он. — Я по всему вижу, что ты диплом защитил хорошо.

Затем Олесь обратился к членам комиссии:

— Савельев вам больше не нужен? Тогда идем, ты мне нужен.

И они вместе вышли из аудитории. У выхода их встретил Гриша Рыбченко, замещавший секретаря комсомольского бюро техникума.

— Члены бюро все в сборе. Вы пойдете прямо туда? — спросил он у Подопригоры.

По тому, как Олесь пожал руку Андрею, Андрей понял, что настал конец его испытаниям, но он не знал, что Олесь еще с утра по телефону договорился с Гришей о заседании бюро.

Оставив Олеся с Гришей, Андрей устремился к Любе.

— На «отлично»? — спросила она.

— Да! — ответил он и добавил: — А сейчас и другое решится…

Люба увлекла его в глубь коридора и, прижавшись к нему, молча заплакала.

Андрею были приятны эти слезы счастья, он гладил ее пахнущие снегом волосы и говорил:

— Ничего, Люба. Не надо плакать!..

Он усадил ее на подоконник и продолжал:

— Вытри слезы. Зачем плакать в такой радостный день? Сегодня у нас очень счастливый день.

Люба улыбнулась:

— Я полгорода обошла, хотела снять комнату хотя бы на неделю-две, до того времени, когда ты получишь назначение.

— Ничего, милая, мы как-нибудь и в общежитии устроимся на эти дни.

Но Люба продолжала:

— И всюду хозяйки мне отвечали: «Комната сдается только одинокому мужчине…»

Андрей засмеялся.

Теперь смеялась и Люба.

— Все будет хорошо, Любонька. Приедем на завод, получим квартиру… Не надо унывать! У нас все впереди, все в будущем.

Люба вытерла слезы и стала задумчивой.

— О чем ты задумалась, Люба? — спросил Андрей.

Несколько секунд Люба молча смотрела в глаза Андрея. Затем с какой-то неожиданной серьезностью сказала:

— Комната нужна сегодня. Ты же сам это прекрасно знаешь, а говоришь: «в будущем».

Андрей, конечно, помнил, что, по их уговору, день защиты диплома должен стать днем свадьбы, но он еще не успел как следует подумать о том, где же они отгуляют свадьбу. Он уже привык видеть все необходимое сегодня где-то там, в будущем.

Любины слова поставили его в тупик.