Юнгаши

Неожиданным был такой поворот, но Володька искренне ему обрадовался.

Учиться на рулевого, самому управлять кораблем — какой мальчишка откажется от подобного предложения?

И улетучилась боль, исчезла неуверенность. Володька вскочил, взъерошенный, взволнованный, и восторженно крикнул:

— Я согласен, согласен!

Он готов был броситься к Корытову и крепко обнять его, но воздержался. Побоялся показаться чересчур навязчивым.

VIII

Ясным июньским утром сорок второго года тральщик «Галс» вышел в Финский залив. Пройдя западную оконечность острова Котлин и оставив за кормой Шепелевский маяк, корабль оказался в открытых водах. Мирно поблескивали на рябоватой от мелких волн поверхности лучи раннего солнца. Неторопливо плыли по высокому небу белесые полосы перистых облаков. На горизонте, чуть затуманивая его строгую линию, струилась прозрачная голубоватая дымка.

Куда ни глянь, безмятежное раздолье, мир и покой, тишина.

Но это внешне. На самом деле каждый метр пути для «Галса» был полон опасностей. Они поджидали моряков на поверхности моря, в глубине, готовы были обрушиться с воздуха.

Натужно гудя двигателями, подминая корпусом и раздвигая в стороны искрящуюся бликами воду, «Галс» шел на боевое траление. Минувшей ночью немцы заминировали участок фарватера — водного пути между Кронштадтом и островом Лавенсари. Нужно было срочно расчистить его и обеспечить проход наших кораблей к островной базе.

На ходовом мостике — четверо. Плотно надвинув на лоб фуражку, то и дело вскидывая бинокль, тревожно вглядывался вдаль командир тральщика капитан-лейтенант Приходько. Иногда он нетерпеливо переступал с ноги на ногу или прохаживался вдоль переднего ограждения. А то вдруг громко спрашивал:

— На румбе? — Вопрос этот относился к рулевому Корытову. Командир хотел уточнить направление движения корабля. В ответ рулевой должен был назвать курс, которым в данный момент следует тральщик.

Корытов, массивный, тяжелый, в застегнутом на все пуговицы бушлате, стоял в центре мостика у штурвального колеса. Широко расставив ноги, почти не шевелясь, он чутко следил за ходом корабля и едва уловимыми движениями рук поворачивал штурвал. То чуть-чуть влево, то вправо.

Услышав вопрос командира, Корытов бросал беглый взгляд на компас, установленный рядом, и с готовностью отвечал:

— На румбе двести семьдесят пять!

Курс этот корабль держал уже около часа.

Голос Корытова, густой, замешанный на морских ветрах баритон, звучал уверенно и солидно. Каждая буква «о» выговаривалась особо, как у истого волжанина.

— Так держать! — приказывал командир.

— Есть так держать! — отвечал рулевой.

На левой стороне мостика маячила фигура командира отделения сигнальщиков старшины 1-й статьи Ахмета Мамедова. Упруго опираясь пружинистыми ногами на палубу, всем телом подавшись вперед, Ахмет пристально всматривается в горизонт. У него, как и у командира, тоже был бинокль, но он почти не пользовался им. В степи вырос, далеко видел и невооруженным глазом.

— Плавающий предмет справа тридцать, — четко доложил Мамедов и через секунду умиротворенно добавил: — Обломок доски, товарищ командир.

— Есть. — Командир мельком бросил взгляд в то место, на которое указал сигнальщик. — Наверное, еще с прошлого года плавает.

Ему не хотелось напоминать, что всего два дня назад в этих водах подорвался на мине морской охотник, возвращавшийся из дозора.

Четвертым на мостике был юнга Чистяков, ученик рулевого. Он пристроился рядом с Корытовым, справа от штурвала, и зачарованно смотрел на разворачивающуюся перед ним панораму моря. Такой красоты Володьке видеть еще не доводилось. Ни во время поездки с отцом на рыбалку, когда они целую неделю провели на берегу безмятежного озера. Ни в пионерском лагере под Сестрорецком, где море и берег живописно дополняют друг друга. Ни в тот день, когда вместе с матерью плыл на сверкающем белизной пароходике из Ленинграда в Петергоф, к знаменитым фонтанам.

Тогда тоже захватывало дух от восторга, но все же не так. Почему? Трудно объяснить. Может, оттого, что сейчас он пережил первую блокадную зиму. А может, просто от внутреннего, скрытого где-то в глубине души ощущения новизны и значимости происходящего. И крепнущей в нем уверенности, что недавнее прошлое, страшное и жестокое, уходит, отдаляется от него и никогда больше не возвратится.

Время от времени Володька поглядывал на капитан-лейтенанта Приходько, на Корытова и Мамедова, как бы приглашая их полюбоваться неповторимым морским пейзажем. «Смотрите, любуйтесь, не теряйте случая, — говорили сияющие Володькины глаза. — Ведь это так интересно! Где вы еще увидите такую красоту!»

Однако никто из моряков восторга юнги не разделял. Искрящаяся от бликов поверхность воды вызывала у них лишь не проходящее тревожное беспокойство. Во взглядах Приходько и Корытова читалось любопытство и стремление ободрить юнгу, который впервые участвовал в столь важном боевом походе. А молодой Мамедов косился на Володьку из-под смолисто-черных бровей с нескрываемой усмешкой. Мол, радуйся пока, а потом посмотрим, каков ты в деле.