– Да, а ты все так же любишь брать мои чертовы деньги, ты гребаный кусок дерьма! – я пытался оттолкнуть Остина, крича на него, пока, наконец, двери лифта не закрылись перед его лицом.
– Ноа! – закричал Остин.
– Отпусти! Я сказал «отпусти»!
– Ладно, Ноа. Хорошо, – он отступил, подняв руки в мирном жесте.
– Он не должен был находиться на этом этаже! – закричал я.
– Знаю. Это была ошибка, – ответил Остин.
– Я не могу допускать подобных ошибок! Он не должен был находиться здесь! – повторил я, в этот раз крича на посыльного и менеджера, которые держали свои рации.
– Чертовы идиоты… – мой голос пропал, когда я увидел ее, одетую в белый шелковый халат, ее волосы перекинуты на одно плечо, а руками она обнимала себя. Ее голубые глаза вглядывались в мои. Ее лицо не выражало никаких эмоций, когда я прошагал мимо нее.
– Найди мне другой отель, – сказал я как можно более спокойно, открыв дверь своего номера-люкс. Дверь даже полностью не закрылась позади меня, а мои руки уже начали дрожать. А затем дрожь молниеносно распространилась по всему моему телу. Обняв себя, я, медленно шатаясь, зашел в спальню, пытаясь добраться до тумбочки. Однако мои ноги подкосились, прежде чем я успел дойти.
– Ноа? Ноа?
Я лишился дара речи. Я попытался успокоиться, но не смог. Я не могу контролировать это. Меня всего трясет.
– Дерьмо, – сказал Остин, увидев меня, ринувшегося к тумбочке. Однако поднятая им бутылочка была пуста. Одна была в моей сумке… а другая в его.
– Черт возьми!
Похоже, мне придется самостоятельно преодолеть это затруднительное положение.
Я штудировала по второму кругу сценарий, когда услышала крики. Я не могла разобрать их. Стены звуконепроницаемы, но чем ближе я подходила к двери, тем громче они становились. Я сразу же узнала один из голосов. Когда я вышла в коридор, то поняла, что на самом деле никогда не видела злого Ноа. Раздраженного, равнодушного, отстранённого, да – но не в гневе! Это не похоже на него. Скорее всего, он проигнорировал бы вас, или, что более вероятно, ненароком оскорбил и ушел.
Он всегда был дерзким, отстраненным и сдержанным Ноа. Даже когда мы были подростками, он едва говорил, если у него не было какого-нибудь язвительного замечания. Теперь я не могла сопоставить образ мужчины, которого всегда знала, с тем, кого вижу прямо сейчас. Его лицо покраснело, слюна брызжет с губ, а менеджер приложил все усилия, чтобы его удержать. Он выглядел отчаянно жаждущим расплаты, желая причинить вред собственному отцу. Самое худшее в том, что его отец выглядел точно так же.
Я не смогла сказать ни слова, когда он прошел мимо меня. Никого больше не было в коридоре, но я все равно не смогла отвести взгляда.
– Ноа? Ноа? – услышала я звуки из соседней комнаты. – Дерьмо… черт возьми!
Словно переключатель сработал в моей голове, и я бросилась к нему.
– Ноа!
– Амелия? – его менеджер встал, чтобы вытолкнуть меня из номера.
– Отойди! – я стукнула локтем в какую-то часть его тела, попавшуюся мне под руку, и упала на колени перед ним. С неудержимой силой слезы текли из его глаз, в то время как все его тело дрожало, словно он замерзал. – Что ты стоишь? Вызови врача…
– Я…в …по-ряд-ке,– сказал он сквозь стиснутые зубы.
– Заткнись, – сказала я. Он определенно не в порядке. – Тебе нужно…
– Это пройдет. У него закончилось лекарство. Он просто должен успокоиться,– прошептал Остин позади меня.
Ноа, идиот, еще и попытался улыбнуться, и если бы он мог, то сказал бы что-нибудь язвительное.
– Я собираюсь обнять тебя…
– Я…в…по-ряд-ке.
– Ну, я так не считаю, – я с трудом сглотнула. – Мне не нравится видеть тебя таким, так что я обниму тебя, а когда ты придешь в себя, то сможешь снова меня ненавидеть.
Разомкнув его руки, я положила одну на свою талию, а затем обвила руки вокруг его шеи, примкнув в его объятья. Закусив губу, я уставилась на подол кровати, стараясь изо всех сил игнорировать дрожание. Все его тело было таким холодным и напряженным. Могу только представить, насколько это болезненно для него, поэтому я обняла его еще крепче.
Когда-то было самое радостное время
Перед самыми плохими временами.
Были только ты и я,
Молодые и глупые возлюбленные.
Никакие матери, отцы, сестры или братья,
Желающие нас разлучить, не могли этого сделать.
Они насмехались над нами, висящими на деревьях.
Мы целовались и обнимались,
А потом упали с этого дерева.
Так что остались только ты и я,
Плоды отравленного дерева.