Сестры Вотте радостно встрепенулись и подали Аде по записочке.
– Подобно странствующим рыцарям старых добрых времен, мы с верным Айвенго ринемся вперед на поиски Го́това замка…
Сэр Вальтер махнул своей тростью по направлению к Грянул-Гром-Холлу. Затем открыл одну из дверец переноски. Из нее выскочил большой поджарый пес и принялся прыгать вокруг хозяина, радостно виляя хвостом.
– Все знают, – добавила строгого вида дама, вставая рядом с сэром Вальтером Жжотом, – что истому путешественнику прозорливость доброй собаки весьма споспешествует. Мы все пойдем.
Сестры Вотте предъявили бумажки.
От утиного пруда, где «Задорные девчата» помогали преподобному Торвилю снять коньки, послышался радостный крик. Фэнсидэй отшвырнула преподобную ногу, отчего ее обладатель снова потерял равновесие и отвалился затылком в сугроб.
– Плейн Остин – романистка! – воскликнула она на бегу, мчась через двор, лишь немного опережая сестер, Тэсс и Вирсавию. – Я вас всегда узна́ю!
– Все знают, что никакая другая сочинительница, хотя бы даже располагающая достаточным воображением, не в состоянии превзойти мой нарративный дискурс!
Сестры Воттте немедленно выдали перевод.
– Вы прибыли на собачью выставку? – спросила Фэнсидэй.
– Именно так.
Плейн Остин открыла переноску и выпустила свою собаку.
– Это Эмма, хампширская ищейка, чрезвычайно голубых кровей и редкостной сметки.
– Какая прелесть! – ахнула Фэнсидэй, пока собака со складчатой мордой обнюхивала подол ее платья.
Вперед шагнул хорошо одетый джентльмен с непослушной шевелюрой и самым большим галстухом, какой только Аде доводилось видеть.
– Уильям Проснись Теккерей, к вашим услугам, – представился он.
При одном взгляде на Уильяма Проснися сестры Эмбридж охнули и напрочь позабыли про Плейн Остин, к явному ее неудовольствию.
– Великосветский сатирик, – прибавлял он ласково, здороваясь с каждой из сестер за руку, а затем целуя ручку.
– Хлыщ, – прошипел сэр Вальтер.
Уильям Проснись Теккерей открыл переноску и свистнул.
– Будлз, ярмарочный бульдог, – провозгласил он, пока его пес тяжело переваливался через порожек. – Голубых кровей, само собой.
Я слышал как вы пели. Истинные певуньи-сирены, все три, клянусь честью!
Фэнсидэй и ее сестры густо покраснели.
– Что до меня – вы были бы благословением для лондонской сцены, а не для берега замерзшего пруда, клянусь честью!
– Не все в этом мире делается для вас, сэр, – ледяным голосом отозвался преподобный Торвиль, которому пришлось выбираться из сугроба самостоятельно. – Жду вас на репетиции, – бросил он холодно, прежде чем скрыться в «Громобое». Оттуда раздался лязг и грохот: это местный ансамбль пытался расположиться в «Пиквикском кабинете».
– От народной музыки ноги сами в пляс просятся! – воскликнула молодая леди, облаченная в мужской костюм. Она пересекла двор, выделывая коленца джиги, и открыла защелку переноски, выпустив огромную лохматую собаку.
– Джордж Элиот, танцующий словоткач! – провозгласила она, прикрепляя поводок к ошейнику своей собаки. – И Флосси, моя старая мидлмарчская овчарка. Веди меня, Флосси, я последую за тобой!
Старая овчарка натянула поводок, и Джордж Элиот затянула:
– Кабы не было зимы в городах и селах…
– А это обязательно – петь и танцевать по любому поводу? – вздохнула Плейн Остин.
– Давай, Домили, выходи к нам! – закричала Джордж Элиот, делая пируэты вдоль двора.
Перегнувшись через сиденье, Ада заметила облаченную в белое женщину маленького росточка, стоящую перед последним отделением переноски. Она открыла дверцу, и из нее выскочила миниатюрная черная собачка. Она встала у ног хозяйки и завиляла хвостиком-помпоном.
– Леди и джентльмены… – провозгласила Джордж Элиот, не прекращая балетных па, – позвольте вам представить наших гостей из заморских колоний: комнатный поэт и философ Домили Дикинсон и ее янки-дудль-пудель Карло!
Домили Дикинсон покраснела и подняла капюшон своей накидки.
– Так чтоб… я не могу… предполагая, но… зато потом… и будет… если только булку! – закончила она загадочно.
Карло гавкнул басом – необыкновенно глубоким для столь маленького песика.
– Кому не терпится пройти испытание скоростью? – спросил доктор Брюквидж.
Писатели (и поэт) дружно покачали головами.
– Ну что ж, в таком случае увидимся в Холле. Держитесь крепче!
И с этими словами он отпустил тормоз. Под шипение пара и лязганье шестеренок «Машина различий» снова ожила и медленно повлачилась обратно в Грянул-Гром-Холл.
– Гулять! – воскликнули в один голос романисты (и поэт). Сэр Вальтер Жжот, Плейн Остин, Уильям Проснись Теккерей, Джордж Эллиот и Домили Дикинсон, а также их собаки вышли на дорогу позади «Машины различий» и тоже пустились в путь. Снова пошел снег.
– Ах! – встрепенулась Ада. – Я оставила там накидку!
На постоялом дворе было так жарко, что она сняла свою верхнюю одежду в долгой гостиной и совсем про нее позабыла.
– Я вас догоню!
Ада соскочила с совкообразного дивана и побежала обратно, не обращая внимания на предупреждения доктора Брюквиджа, что машина движется слишком быстро и ей ни за что их не догнать.