Юмористические рассказы

— Хочешь, я покажу свою дачу? — спросил Халатов.

Я поссорился с любимой женщиной, и мне было все равно, на что смотреть: на дачу, на стул или на мыльницу.

— Дача-то совсем рядом, — сказал Халатов, когда мы выбрались через полтора часа из электрички. — Близко от леса.

Лес загадочно синел вдали.

— У меня и собака есть, ты ей понравишься, — пообещал Халатов.

Травиате я действительно понравился, она лаяла на меня до вечера, как будто я каждую осень топил ее семерых щенят.

— Выйдем на участок, — предложил хозяин.

Мы вышли.

— У меня на грядке — все! Редис, огурцы, помидоры, лучок, петрушка, салатик. Посмотри, иди сюда.

Я пошел, куда звали, и наступил на огурец. Конечно, этот шаг нельзя было отнести к числу самых удачных в моей жизни. Я так и сказал Халатову, что жалею, что раздавил огурец потому, что иначе его со временем можно было бы съесть с солью.

— Ерунда, — махнул рукой Халатов. — Смотри, я укропчик здесь посадил и рядом хрен.

— Где?

— Вот ты встал на стебелек.

Действительно, приглядевшись, я увидел укроп… и хрен с ним.

— А вот это враг! — возмутился Халатов и снял с грядки гусеницу. — Не знаю, как с ней и бороться.

— Давай я ее отнесу на шоссе Москва — Ленинград и положу, — предложил я. — Ее прицепом и раздавит. Клин-клином надо!

Мое предложение не понравилось Халатову: наверное, он вспомнил раздавленный огурец. Ему не нравился мой метод.

— Давай забор городить, — предложил Халатов.

Я в своей жизни еще ничего такого не нагородил, и опыта у меня не было. Я так и сказал ему, чтобы лучше он без меня городил: со мной мы меньше нагородим, чем он один. А он сказал, что я себя недооцениваю, что я один могу такого нагородить, чего нам вдвоем и не снилось.

Халатов дал мне лопату, и я стал копать яму, чтобы туда закопать столб, а он пошел поливать.

Под верхним слоем земли оказался песок, и скоро я откопал хорошую яму, куда можно было закопать любой самый привередливый столб. Скоро ко мне на дно упал велосипедист, и я спросил у совершенно постороннего человека: хватит копать для одного столба или еще покопать? Велосипедист сказал, что вот он вытащит свой велосипед, потом закопает меня и тогда скажет.

Подошел Халатов, тихо позвал меня есть вишню, мол, все равно ее воробьи поклюют, а сам остался закапывать яму.

При моем приближении воробьи разлетелись, уступив место более крупному хищнику.

Вечером я заметил, что Халатов как-то внутренне надломился, стал мягче, лиричнее и совсем перестал расспрашивать, нравится ли мне дача. Мы поужинали и долго пили чай на веранде.

— Завтра вместе уедем отсюда, — мечтал он вслух.

Назавтра мы действительно уехали, и я долго хвалил дачу Халатова нашим общим знакомым.

ПАДЕНИЕ КАРФАГЕНА

На экзамене по истории перед профессором сел задумчивый молодой человек и посмотрел на него глубокими, печальными глазами.

— Какой у вас вопрос? — спросил профессор.

Студент тихо придвинул ему листок с отпечатанным вопросом и печально прикрыл ладонью глаза.

— Падение Карфагена, — прочитал вслух профессор.

Молодой человек скорбно кивнул головой.

— У вас что, дома неприятности? Случилось что-нибудь? — спросил профессор.

— Дома все нормально, — печально ответил студент.

— Тогда в чем дело?

Студент перевел взгляд, исполненный грусти, на билет с вопросом «Падение Карфагена».

— Ах, вы из-за этого! Из-за падения Карфагена! — растроганно удивился профессор.

Молодой человек кивнул.

— Ну, голубчик, нельзя же так все горячо принимать к сердцу. В истории было много катастроф, потрясений. И Сиракузы пали.

— И Сиракузы! — повторил, словно эхо, студент, и на его чистое лицо легла дополнительная печаль от падения Сиракуз.

— Я вам советую в такие минуты думать о светлых страницах в истории Карфагена, связанных с Пуническими войнами. Вспомним, например, битву при Каннах.

— Вспомним, — повторил студент, и на его чистое лицо легла тень смутных и неясных воспоминаний.

— Прекрасная победа Ганнибала. Правда, в результате второй Пунической войны Карфагену пришлось отказаться от всех владений в Испании.

Услышав об этом, студент тут же погрузился в мрачное, безысходное состояние, и профессор, внутренне крепко отругав себя за бестактность, принялся выводить его оттуда:

— Но все-таки Карфаген был еще силен на суше и на Средиземном море. Правда, после поражения Карфагена в войне с нумидийским царем Масиниссой…

— Масиниссой… — не без труда повторил студент и снова исчез в смуте тоски. Вызволить его оттуда дальнейшим ходом исторических событий было уже совершенно невозможно, и профессор как можно мягче и деликатнее стал успокаивать молодого человека:

— Что ж делать, голубчик. Рим не упустил возможности расправиться со своим могущественным противником — из песни слова не выкинешь. В сто сорок девятом году началась трехлетняя осада Карфагена.

Плечи студента вздрогнули, как голуби на подоконнике.

— …Под руководством Корнелия Сципиона Африканского Младшего…

— Африканского Младшего, — повторил студент со дна омута вселенской печали.

— Что мне вам рассказывать, что было дальше, — тяжко вздохнул профессор.

— А вы расскажите, — тихо попросил студент.