Юмористические рассказы

– Занимался… Я всегда занимаюсь… При…чи…ной вывиха нижней челюсти может быть падение, удар при открытом рте. Челюсти вышибают всё больше в трактирах, в кабаках… Я хочу пива… Трехгорного.

Он и она дотащились до скамьи и сели. Он подпер лицо кулаками, уперся локтями в колена и зафыркал. Шляпа сползла с его головы и упала на ее руки. Она нагнулась и посмотрела ему в лицо.

– Что с вами? – тихо спросила она.

– И не ваше, не ваше дело… Никто не имеет права вмешиваться в мои дела… Все они дураки и вы… дураки.

Немного помолчав, Гвоздиков прибавил:

– И я дурак…

– Вы получили письмо? – спросила она.

– Получил… От Сонь…ки… От Сони… Вы – Соня? Ну и что ж? Глупо… Слово «нетерпение» в слоге «не» пишется не чрез «ять», а чрез «е». Грамотеи! Чёрт бы вас взял совсем!..

– Вы пьяны, что ли?

– Нннет… Но я справедлив! Какое вы имеете пра… пр… пр… От пива нельзя быть пьяным… А? Который?

– А зачем же вы, бессовестный, чепуху мелете, если вы не пьяный?

– Ннет… Именительный – меня, родительный – тебя, дательный, именительный… Processus condyloideus et musculus sterno-cleido-mastoideus[74].

Гвоздиков захохотал, свесил голову к коленям…

– Вы спите? – спросила она.

Ответа не последовало. Она заплакала и начала ломать руки.

– Вы спите, Егор Андреевич? – повторила она.

В ответ на это послышался громкий сиплый храп. Соня поднялась.

– Мер-р-зкий!! – проворчала она. – Негодный! Так вот ты какой? Так на же, вот тебе! На тебе! На тебе!

И Соня своей маленькой ручкой раз пять коснулась до затылка Гвоздикова, и как коснулась! Ноги ее заходили по его шляпе. Мстительны женщины!

На другой день Гвоздиков послал Соне письмо следующего содержания:

«Прошу прощения. Не мог вчера явиться, потому что был ужасно болен. Назначьте другое время, хоть сегодняшний вечер, например.

Любящий Егор Гвоздиков».

Ответ на это письмо был таков:

«Шляпа ваша валяется около беседки. Можете ее взять там. Пиво пить приятнее, чем любить, а потому пейте пиво. Не хочу вам мешать.

Уже не ваша С…

P. S. Не отвечайте мне. Я вас ненавижу».

Сельские эскулапы

Земская больница. Утро.

За отсутствием доктора, уехавшего с становым на охоту, больных принимают фельдшера: Кузьма Егоров и Глеб Глебыч. Больных человек тридцать. Кузьма Егоров, в ожидании, пока запишутся больные, сидит в приемной и пьет цикорный кофе. Глеб Глебыч, не умывавшийся и не чесавшийся со дня своего рождения, лежит грудью и животом на столе, сердится и записывает больных. Записывание ведется ради статистики. Записывают имя, отчество, фамилию, звание, место жительства, грамотен ли, лета и потом, после приемки, род болезни и выданное лекарство.

– Чёрт знает что за перья! – сердится Глеб Глебыч, выводя в большой книге и на маленьких листочках чудовищные мыслете и азы. – Что это за чернила? Это деготь, а не чернила! Удивляюсь я этому земству! Велит больных записывать, а денег на чернила две копейки в год дает! – Подходи! – кричит он.

Подходят мужик с закутанным лицом и «бас» Михайло.

– Кто таков?

– Иван Микулов.

– А? Как? Говори по-русски!

– Иван Микулов.

– Иван Микулов! Не тебя спрашиваю! Отойди! Ты! Звать как?

Михайло улыбается.

– Нешто не знаешь? – спрашивает он.

– Чего же смеешься? Чёрт их знает! Тут некогда, время дорого, а они с шутками! Звать как?

– Нешто не знаешь? Угорел?

– Знаю, но должен спросить, потому что форма такая… А угореть не отчего… Не такой пьяница, как ваша милость. Не запоем пьем… Имя и фамилия?

– Зачем же я стану тебе говорить, ежели ты сам знаешь? Пять лет знаешь… Аль забыл на шестой?

– Не забыл, но форма! Понимаешь? Или ты не понимаешь русского языка? Форма!

– Ну, коли форма, так чёрт с тобой! Пиши! Михайло Федотыч Измученко…

– Не Измученко, а Измученков.

– Пущай будет Измученков… Как хочешь, лишь бы вылечил… Хоть Шут Иваныч… Всё одно…

– Сословия какого?

– Бас.

– Лет сколько?

– А кто ж его знает! На крестинах не был, не знаю.

– Сорок будет?

– Может, и будет, а может, и не будет. Пиши как знаешь.

Глеб Глебыч смотрит некоторое время на Михайлу, думает и пишет 37. Потом, подумав, зачеркивает 37 и пишет 41.

– Грамотен?

– А нешто певчий может быть неграмотный? Голова!

– При людях ты должен мне «вы» говорить, а не кричать так. Следующий! Кто таков? Как звать?

– Микифор Пуголова, из Хапловой.

– Хапловских не лечим! Следующий!

– Сделайте такую божескую милость… Ваше высокоблагородие. Верстов двадцать пешком шел…

– Хапловских не лечим! Следующий! Отойди! Не курить здесь!

– Я не курю, Глеб Глебыч!

– А что это у тебя в руке?

– Это у меня палец завязан, Глеб Глебыч!

– А не цигарка? Хапловских не лечим! Следующий!..

Глеб Глебыч оканчивает записывание. Кузьма Егоров напивается кофе, и начинается прием. Первый берет на себя фармацевтическую часть – и идет в аптеку, второй – терапевтическую – и надевает клеенчатый фартук.

– Марья Заплаксина! – вызывает по книге Кузьма Егоров.

– Здесь, батюшка!

В приемную входит маленькая, в три погибели сморщенная, как бы злым роком приплюснутая, старушонка. Она крестится и почтительно кланяется эскулапствующему.

– Кгм… Затвори дверь!.. Что болит?

– Голова, батюшка.

– Так… Вся или только половина?

– Вся, батюшка… как есть вся…