Писатель беспощаден к лицемерию проповедников официальной буржуазной морали, утверждающих, что "богатство - это тяжкое бремя", "священная миссия", что богачи владеют деньгами ради того, чтобы служить обществу, "творить добро и помогать ближним своим" ("Счастливы ли богатые?"). Эти лживые, демагогические рассуждения разоблачаются устами наивного простака, который все принимает на веру. Рассказчик "с удивлением" констатирует, что бедняк, имеющий постоянную работу и получающий целых десять фунтов в неделю, считается, безусловно, счастливым и богатым, в то время как богачи, чьи доходы исчисляются десятками тысяч долларов в год, беспрерывно жалуются на свою печальную судьбу. Один не знает, где бы ему перехватить несколько тысяч долларов, второй тяжко вздыхает о своей бедности, ибо может предложить - уж не взыщите! - только самый скромный обед, за которым прислуживает пятеро слуг, третий сидит на мели, разъезжая в роскошном лимузине, четвертый весьма озабочен тем, что превысил в банке кредит на двадцать тысяч долларов и ему придется реализовать несколько акций. "В богатых домах - вернее сказать, в особняках - вот где льются невидимые миру слезы, о которых ничего не знают, да и не могут знать счастливые бедняки", - в этих словах наивного простака заключена жесточайшая ирония.
Весьма значительное место в творчестве Ликока занимают литературный бурлеск и пародия. Обращаясь к канадской литературе второй половины XIX начала XX вв., писатель подверг уничтожающей критике многие модные темы и жанры той эпохи, в большинстве случаев заимствованные и никак не отражавшие национальную специфику жизни Канады. Едва ли не первое место среди них занимали сентиментальные романы с сенсационным сюжетом, которые печатались с продолжением в популярных журналах для семейного чтения и пользовались огромным успехом у невзыскательных читателей. Канадская писательница Нелли Маккланг, современница Ликока, рассказывая о днях своего детства, проведенных на ферме в провинции Манитоба, вспоминает один из таких романов "потрясший до основания все окрестное население". В нем излагалась история двух очаровательных девиц, "белоснежной, как лилия, Джесси и черноглазой Элен - жгучей брюнетки с глубокими, как ночь, черными очами. Обе любили Герберта, и он, будучи любезным молодым человеком и не желая никого обидеть, поспешно вступил с одной из них (с Джесси) и тайный брак в сельской хижине при свете оплывающей свечи, а с другой (с Элен) обвенчался открыто под торжественные звуки органа и всеобщее ликование в родовом замке ее родителя. Это, естественно, вызвало осложнения. Дальше описывались бури, кораблекрушения, тайные свидания в пещерах под рокот прибоя, набегающего на скалы, и хриплые крики чаек в грохоте шторма, заговоры и наветы, появлялись ясновидящая и женщина с дурным глазом. Нравилось ли это нам? Помню, как я плелась за санями, увязая в снегу, но не отрываясь от книги. А когда я приближалась к дому, все домашние выскакивали на улицу и требовали, чтобы я поторопилась".
Не менее широкую популярность в канадской литературе конца XIX в. имели исторические, а точнее сказать, псевдоисторические романы, ибо их "историзм" был весьма поверхностным и в большинстве случаев играл роль декоративного фона для традиционных перипетий мелодраматического сюжета. К этому же периоду относится появление многочисленных канадских подражателей А.Конан-Дойля, которые не только не смогли преодолеть намечавшуюся в творчестве английского писателя тенденцию к шаблону, но превратили этот шаблон в традицию, в некий литературный стандарт, неразрывно связанный с самим понятием жанра детективного рассказа.
В пародиях "Гувернантка Гертруда, или Сердце семнадцатилетней", "Гвидо Гашпиль Гентский", "Помешавшийся на тайне, или Дефективный детектив" Ликок, воспроизводя все непременные атрибуты этих жанров, доводит их подчас до абсурда. Так, мнимая многозначительность деталей, характерная для детективных рассказов, воспринимается в пародии "Помешавшийся на тайне" как нелепость, ибо всем, кроме "великого сыщика", с самого начала очевидно, что пропавший и разыскиваемый принц Вюртембергский не человек, а собака.
Однако цель писателя заключалась не только в том, чтобы в гротескной форме имитировать чисто внешние признаки того или иного жанра. По мысли Ликока, пародия в ее высшей форме должна дать читателю представление обо всем многообразии условий, породивших данную литературную схему. Только тогда она приобретает подлинно художественную ценность и интересна читателю даже в том случае, если он незнаком с пародируемым образцом. К числу таких пародий относится "Гувернантка Гертруда, или Сердце семнадцатилетней".