Юлианна, или Игра в киднеппинг

– А я тебя успела уже очень полюбить, Юленька ты моя дорогая, сестричка моя единственная. Вот мы попали сюда, и я узнала, какая ты храбрая и какое у тебя доброе сердце. Я реву, а ты меня всякими глупостями отвлекаешь, не даешь мне как следует испугаться. Ну как тебя не любить за это?

От этих Аниных излияний Юльке на мгновение стало ужасно стыдно. Но она взяла себя в руки и от стыда отмахнулась: завтра их «освободят», Аня уедет, и они с друзьями будут весело вспоминать этот замечательный киднеппинг и потешаться над ее незадачливой сестрицей… И чтобы окончательно избавиться от угрызений совести, Юлька решила поесть.

– Послушай, Ань! Ты знаешь, что уже скоро двенадцать?

– Надо же, как быстро летит время в неволе!

– Это ты очень точно заметила. Слушай, а ты не проголодалась?

Услышав эти слова, Михрютка, доселе тихо сидевший в самом темном углу под потолком, вздрогнул и начал внимательно слушать, пошевеливая острыми жвалами.

– Странно, но есть почему-то хочется, – сказала Аня. – В последний раз я такая же голодная была, когда мы с папой ехали из Пскова.

– Он тебя что, совсем не кормил в дороге? – с интересом спросила Юлька.

– Мы с ним останавливались, ужинали в какой-то шашлычной. Но день был постный, так что я только салатик съела – больше в меню ничего для меня не оказалось.

– Винни пух с голоду, но держал пост! А ты папе об этом сказала? – спросила Юля, выкладывая на спальный мешок еду из сумки.

– Нет.

– А почему?

– Постеснялась.

– Ну и напрасно: он бы их заставил шашлык из осетрины или из креветок для тебя приготовить.

– А если бы у них не нашлось ни осетрины, ни креветок?

– Для папы – не нашлось?! Ну, не знаю… Для папы как-то всегда все и везде находится.

– Ты знаешь, а ведь это правда, – задумчиво сказала Аня. – Мы заехали с ним в Пскове на телефонную станцию. Папа сказал, что зайдет на минутку к директору и попросит поставить телефон нашей бабушке. Он вышел через пять минут и сказал, что все в порядке и телефон будет поставлен на следующей неделе. Наверное, наш папа какой-то особенный…

– А я тебе про что говорю? Так что зря ты не попросила осетрины. Ох, я бы сейчас съела кусочек! Ну, а ты чего бы сейчас хотела?

– Жареной картошки с луком.

– Тоже неплохо. Но у нас только пирожные, яблоки, йогурт, шоколад и пепси. Сразу видно, что нас похитил мастер своего дела!

– Почему мастер?

– По детскому киднеппингу. Понимает, что детям в первую очередь полезно.

– Йогурт и яблоки?

– Шоколад и пепси. Прямо пикник!

«Сейчас я вам наплюю в йогурт, вот тогда и будет у вас пикничок», – злобно подумал Михрютка и начал высасывать яд из желез, чтобы побольше ядовитой слюны заплюнуть девочкам в йогурт: это была самая важная часть плана Жанны! Михрютка очень гордился тем, что именно ему доверили отравление сестер.

– Ну, давай есть!

– Нет, давай сначала помолимся.

– Ох, какая же ты неугомонно-богомольная, Ань! Ведь ты утром уже молилась, зачем еще и перед едой молитвы читать? От этого что, еда вкуснее становится?

– Будет вам сейчас вкусненько! – пробурчал Михрютка, теперь уже висевший прямо над расстеленным для еды спальником и ожидавший лишь момента, когда девочки откроют стаканчики с йогуртом.

– Может, и не вкуснее, но здоровее – это уж точно. Если не молиться перед едой и не крестить ее, то можно и заболеть.

– То-то у меня иногда живот болит, особенно если много шоколада съем! Шутка. Ладно, молись. Только недолго.

Аня склонила голову и начала читать молитву:

– Очи всех на Тя, Господи, уповают…

Михрютка на потолке съежился в комочек и задрожал: ему показалось, что Аннушка прямо под ним разожгла костер, от которого к нему летят раскаленные искры молитвенных слов.

– И Ты даеши им пищу во благовремении, – продолжала Аня, – отверзаеши Ты щедрую руку Свою и исполняеши всякое животное благоволение». А ты, Юля, скажи «Аминь».

– Это еще зачем?

– Ну, ты же слушала молитву, а когда ты говоришь «Аминь», это значит, что ты с нею согласна. «Аминь» значит «истинно, верно».

– Аминь! – заорала Юлька и схватила ореховый йогурт.

От неожиданного Юлькиного «аминя» Михрютка поперхнулся и проглотил накопленную в пасти ядовитую слюну. Сильный, видимо, был яд, потому что от него у самого домового сразу же скрутило брюхо. Обожженный и отравленный, он уполз обратно в свой угол. «Ничего, – подумал он. – Там еще йогурт остался, успею яду набраться и все равно исполню дельце, которое мне хозяйка доверила. Надо же, молиться перед едой вздумали, дуры какие! Михрюточку обидели и без отравы остались!».

– Ань, а про какое животное в этой молитве говорится? – спросила Юлька.

– «Живот» по церковно-славянски значит «жизнь», а «животное»…

– Понятно – жизненное! – перебила ее Юлька и похлопала себя по животу. – Да здравствуют животные радости! Интересно, а бандиты не забыли положить ложечки для йогурта? Нет, не забыли. Культурные бандиты нам попались!

– Это еще вопрос, кто кому попался…

– Выше нос, сестрица! Держи свой черничный!

Съев по йогурту, девочки перешли к сладостям, запивая их пепси прямо из бутылок.

– Где-то сейчас наш папа? – вздохнула Аня.