Юлиан Отступник

Бенуа-Мешен — не первый из писателей, кого привлек к себе этот образ. Обращение к византийской тематике и, в частности, к личности Юлиана Отступника, в мировой, в том числе и русской литературе нового и новейшего времени — явление знаковое. На рубеже XIX–XX веков — в эпоху кардинальных перемен в истории мировой цивилизации, шедшей навстречу «железному новому веку», — образ византийского императора, вступившего в безумную игру с Историей, стал центральным в произведениях разных авторов — писателей и драматургов, поэтов и прозаиков, как в России, так и за рубежом. Правда, в России византийская тема стала лейтмотивом общественно-литературной полемики еще с 60-х годов XIX века, когда отношение к Византии и ее духовному наследию явилось вектором противостояния славянофилов и западников. Но ближе к рубежу веков византийская проблематика появляется в несколько неожиданном на первый взгляд литературно-историческом контексте.

К ней обращаются уже не столько публицисты, сколько беллетристы, художники слова, причем прежде всего, поэты — лидеры новейших течений лирики Серебряного века, как затем назовут эту эпоху историки русской литературы. На определенном жизненном этапе для многих из них оказывалось важным обратиться к Истории, и эта потребность заставляла их прибегать к необычной для них литературной форме. Дети переходной эпохи, они в древней истории черпали материал для сравнений и аналогий с переживаемым ими временем.

Первым в этом ряду в России был выдающийся поэт, создатель и теоретик символизма в искусстве и литературе, сочинитель первого манифеста символистов Дмитрий Сергеевич Мережковский (1865–1941). Не менее известен он и как автор исторической прозы: в одной только Франции его роман «Юлиан Отступник» издавался 23 раза!

«Юлиан» стал первым произведением в появившейся в начале XX века серии романов знаменитого поэта, составившей трилогию, каждая часть которой посвящалась какому-нибудь переломному моменту истории. Вся трилогия была озаглавлена «Христос и антихрист», а ее первая часть, посвященная Юлиану Отступнику, получила еще одно заглавие — «Смерть богов». Второй частью — «Воскресшие боги» — стал «Леонардо да Винчи» (1902), наконец, третьей — «Антихрист» — роман «Петр и Алексей» (1905), посвященный уже целиком событиям русской истории. Эта трилогия в литературном наследии Д. С. Мережковского оказалась не единственной: серию «Царство зверя» составили романы «Павел I», «Александр I» и «14 декабря»; позднее будут написаны исторические книги «Рождение богов (Тутанхамон на Крите») (1925), «Мессия» (1927), «Иисус неизвестный» (1932) и др.

Дихотомичность мировосприятия поэта-историка воплотилась в отраженной им в романе трагической необходимости выбора между христианством (даже без связи с определенной конфессией) и общечеловеческой культурой, — таковой автору представлялась альтернатива. Каждый из романов трилогии «Христос и антихрист» обращен к тому историческому моменту, когда героям приходилось делать выбор между старым и новым — в религии, государственном устройстве, культуре в целом. Подобно тому, как в душе лирика, обратившегося к истории, оказалось возможным соединение таких устремлений, как христианство и общечеловеческие категории, так и в повествовании «Юлиана» действующие лица клянутся и Моисеем, и Христом, и Гераклом; один и тот же священный источник может прославляться как источник Диоскуров и источник Косьмы и Дамиана. У самого молодого Юлиана — два учителя: язычник Мардоний и христианский монах Евтропий. Членами одной и той же семьи могут являться сестры, исповедующие разные веры.

Противопоставлением христианской и языческой культур пропитана практически каждая сцена романа Д. С. Мережковского. Следующие один за другим эпизоды как бы представляют свои аргументы в споре старой и новой религии. Сам Юлиан воплощает в своих раздумьях колебания и сомнения эпохи. Сухой и мертвой представляется Юлиану метафизика школы неоплатоника Порфирия, а учение Ямвлиха выглядит книжной схоластикой; столь же карикатурны изображения софистов и описание Миланского собора в восприятии героев. Сам Христос в романе имеет два облика — Он грозный повелитель, Он и добрый пастырь. Путь идей Юлиана Отступника Д. С. Мережковского — от резкого неприятия Христа и страха перед Ним к финальным словам романа: «Кончено… Ты победил, Галилеянин!»; к признанию героя: «Как я любил Тебя, Пастырь Добрый, Тебя одного…». Путь от язычества к христианству тем самым становится дорогой от ненависти к любви.

Таким образом, вместо проблемы выбора между традиционной и новой верой автор выдвигает на первый план проблему синтеза культур. В словах, обращенных в романе к Юлиану с призывом соединить истину Титана с истиной Галилеянина с тем, чтобы стать величайшим из всех, рожденных женщиной, словно заключается кредо подобного синтеза. Но этот синтез возможен лишь в душе художника, писателя. В истории же чаще господствуют антиномии.