Юлиан Отступник

Впрочем, он никому не доверял. Если надзор, под которым он находился в Астакии, был суров, то в Мацелле он еще более ожесточился. Констанций, как все подозрительные люди, благоволил к доносчикам. С годами его подозрительность приняла патологический характер. Он все увеличивал число своих шпионов вокруг двоих юношей и требовал, чтобы ему каждый день докладывали, о чем они разговаривают. Что они замышляют? Составляют ли они заговор против него? Мечтают ли о захвате трона? Что они знают о смерти своего отца? Короче, он стремился узнать их самые потаенные мысли. Галлу, который не очень много размышлял, это было безразлично. Чего нельзя сказать о Юлиане, впавшем в болезненную молчаливость.

Отправляя Юлиана в Мацелл, император распорядился, чтобы из него воспитали священника. Он надеялся таким образом отвратить его от всех мирских амбиций и лишить способностей, необходимых для правителя. Ничто не доставило бы ему большего удовольствия, чем услышать от Юлиана слова: «Мое царство не от мира сего». В надежде сделать из юноши монаха он поручил его религиозное воспитание Георгию Каппадокийцу, арианскому епископу Кесарии.

Георгий Каппадокийский был сектантом, сварливым спорщиком и не стоил бы особого упоминания, но для Юлиана знакомство с ним неожиданно оказалось полезным: у Георгия была обширная библиотека, которой он позволил своему ученику свободно пользоваться. Это был весьма неблагоразумный поступок, если Констанций хотел сдедать из Юлиана церковного человека. Помимо Ветхого и Нового Заветов, Юлиан обнаружил в этой библиотеке труды многих христианских авторов: в частности, Оригена, Лукиана Антиохийского и Диона Хрисостома. Но, кроме того, потихоньку от Георгия, он выискал там огромное количество книг языческих философов. В библиотеке были труды Пифагора, Платона, Аристотеля, Гераклита, а также Плотина, Порфирия и Ямвлиха. Юлиан унес их к себе, чтобы изучить на досуге.

Если «Илиада», которую Мардоний посоветовал ему прочесть во время его пребывания в Астакии, подарила ему многие часы упоительного восторга, то философские трактаты Порфирия и Ямвлиха поразили его, как удар молнии. «О мистериях», «Письма к Македонию» и «Халдейские оракулы» запечатлелись в его душе огненными знаками ²⁷. Будучи скорее философом, чем поэтом, и имея большую склонность к идеям, нежели к образам, Юлиан нашел в этих книгах подтверждение всему тому, что предчувствовал сам. В частности, он нашел в них теологию божественного Солнца, которая сразу же покорила его, ибо подводила научный фундамент под тот культ, приверженцами которого были его предки ²⁸.

Юлиан читал и перечитывал, чтобы запомнить наизусть, тот удивительный символ веры, который Халкидский мудрец [4]поместил в начале своего труда, подобно триумфальной арке:

«Свет един, вездесущ и вечен; он нераздельно присутствует в глубине каждого существа; он наполняет своей безграничной силой всю вселенную… Подражая ему, небо и земля совершают свое обращение по кругу. Он заставляет соединяться начала и завершения и осуществляет непрерывность и гармонию всего со всем…» ²⁹Юлиан закрыл глаза и прервал чтение, потрясенный этой величественной прозой, звучащей, как гимн. Переполненный невыразимой радостью, он чувствовал, как рассеивается туман, скрывавший от него истинный путь. У него было впечатление, что внутри него занимается заря. «Все озаряется светом!» — воскликнул он в приливе вдохновения. Но что есть вдохновение, если не «присутствие бога в человеке» ³⁰? Да, в сердце Юлиана был бог. И теперь он точно знал, что этим богом могло быть только Солнце ³¹.

«Не я должен идти к богам, а боги должны прийти ко мне», — утверждал Плотин, имея в виду, что присутствие божественного духа в первую очередь зависит от способности человека к восприятию. Юлиан спросил себя, был ли он достаточно внимателен к проявлениям божественного, и вдруг понял, что Гелиос никогда не оставлял его. Именно он помог Юлиану спастись во время избиения его семьи. Именно он послал к нему Мардония, чтобы ознакомить с красотой эллинской мысли. Именно он окликнул его по имени во время того мистического полета на берегу Пропонтиды. Наконец, именно он позволил ему обнаружить труды Порфирия и Ямвлиха на полках библиотеки, в которой им явно не полагалось находиться. Это было сделано для того, чтобы дать ему возможность сделать еще один шаг в постижении истины.

Юлиан внезапно различил чудесную цепь связанных между собой событий там, где раньше видел всего лишь серию случайностей. Что же уготовано ему в жизни? Пока еще слишком рано говорить об этом. Но какие бы испытания ни ожидали его в будущем, с этого момента ему стало ясно, что он не покинутый всеми сирота, как многие другие, а существо, которому боги посылают невидимую защиту.

Увы! Это было еще одно открытие, которым ни с кем нельзя было поделиться. Если до Констанция дойдут слухи об этом, он, не колеблясь, прикажет его удавить.