Юконский ворон

Капитан-исправник, значительно подчеркивая каждое слово, прочел, что Загоскин, бывший флота лейтенант, по высочайшему повелению разжалованный в матросы второй статьи, ныне возвратился в пределы Пензенской губернии после службы в российско-американских владениях, где показал себя неблагонадежным поведением и дерзким образом мыслей. О бывшем лейтенанте Загоскине, о его занятиях должны иметь суждение местные полицейские власти.

? Это что же ? отдача под надзор? ? спросил Загоскин.

? Не прямая, а косвенная. Написано: «Должны иметь суждение». Об отдаче под надзор полиции иначе пишется. А как же я могу иметь суждение, не узнав, какое направление имеют ваши мысли?

? А теперь узнали?

? Как же-с! С меня хватит… В короткий срок успели подвергнуть безмолвному, но явному осмеянию мысли мои о дубодобывающей мануфактуре и о пользе устрашительного индианского ополчения, с усмешкой слушали слова об образе жизни насекомых, чем и выразили недоверие к проявлению высшего промысла в природе.

? Нам, кажется, больше не о чем говорить! ? решительно сказал Загоскин. ? Я попросту попрошу вас оставить меня.

Гость опешил. Он медленно поднялся с места и спрятал бумагу. Очки он даже позабыл снять. У порога он немного помедлил, как бы собираясь с мыслями, но, махнув рукой, сильно толкнул дверь.

? Еще ответите за крамолу! ? проревел капитан-исправник уже в коридоре. Он ушел, считая концом длинной сабли ступени лестницы.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ

Загоскин шагал большим туманным проспектом столицы, разглядывая вывески на высоких и сумрачных домах. Он с трудом разыскал подъезд, где тускло светилась медная дощечка с глубоко вырезанной на ней надписью, обозначавшей название журнала. Загоскин дернул ручку звонка. Двери открыл старик в рабочей блузе. Руки его были покрыты свинцовой пылью. «К редактору?» ? коротко спросил наборщик и провел гостя в тесную и темноватую комнату, где стояли наборные кассы и печатные машины.

Несколько рабочих проворно брали свинцовые буквы из касс, вставляли их в верстатки и размеренно выкладывали готовый набор на блещущие вытертым железом столы.

В глубине комнаты у широкого окна сидел невысокий человек в куртке из фланели. Наборщик безмолвно показал на него Загоскину.

? Чем могу служить? ? спросил редактор, подняв глаза на гостя.

Загоскин уже успел разглядеть человека во фланелевой куртке. У него был большой бледный лоб, впалые виски и утомленные работой глаза. Яркие пятна цвели на худых щеках, они были красны, как фуляр, которым было закутано горло человека.

? Я принес рукопись, ? с какой-то робостью сказал Загоскин и переложил из левой руки в правую тяжелую бумажную трубку.

? Ну что же, давайте ее сюда! ? сказал редактор, мельком взглянув на старую флотскую шинель гостя ? холодную и без воротника, ? и отодвинул в сторону недопитый стакан чая, груду корректур и горшочек с цветущим померанцем, стоявший подле чернильницы.

Загоскин силился снять синий шнурок с бумажной трубки. Узел был туго затянут.

? Зачем же рвать руками? Вот извольте ножницы. Долго работали? ? спросил редактор.

? Более года…

? Ого! Эпиграф из пушкинского «Джона Теннера», ? с удовлетворением произнес человек во фланелевой куртке. ? Вы знали, что «Обозреватель» ? это Пушкин?

? Нет, впервые слышу из ваших уст об этом, ? ответил Загоскин, чувствуя, что первая робость его прошла и он может разговаривать с этим человеком спокойно.

? Пушкин ? солнце наше и гений, которому равных нет и не будет, ? сказал редактор, ? под конец своей удивительной жизни обратил свой взор туда, на Восточный океан. Я сам видел у него на столе книгу Шелихова. А занятия Пушкина историей Камчатки? Свяжите эти звенья. Случайностей не бывает. Мне кажется, что в вашем сочинении скрыто что-то примечательное, но надо прочесть его все. Долго ли вы пробудете в столице?

? Еще сам не знаю. Хочу определиться в службу.

? Вам придется заглянуть ко мне дня через три. Я успею прочесть все и дать вам ответ. Вы что ? из флотских офицеров?

? Да… бывший лейтенант, ? нехотя проговорил Загоскин.

? В прошлом году в своем журнале я давал оценку запискам одного лейтенанта кругосветного плавания… Что же… не все морские офицеры у нас увлекаются лишь зуботычинами и линьками. Были среди них и люди, которыми Россия еще будет справедливо гордиться… Но это будет не скоро. Лет через сто…

Загоскин невольно подумал о людях, сковавших железное кольцо. Имена Бестужева, Кюхельбекера и других декабристов были готовы слететь с его языка. Но он решил промолчать.