Юго-запад

— За Днепр. Букринский плацдарм. Слышал о таком?

— Слышал. Бои были серьезные... И что же, сам Михаил Иванович вручал?

Махоркин улыбнулся:

— Сам Михаил Иванович. Повезло мне. В ЦК комсомола после госпиталя пригласили... Тогда же и награду вручили,

— Прямо в Кремле?

— В Кремле.

— И ручку Михаил Иванович пожал?

— Пожал.

— Н-да! Не всякому повезет... А скажите, товарища Сталина не удалось повидать?

— Нет, сержант, не удалось.

— Жалко.

Помкомвзвода смолк, глядя в припорошенное снегом окно. В половине дома, которую занимали два отделения бывшего волобуевского взвода, никого не было. Солдаты всем батальоном ушли в баню, оборудованную Никандровым в каком-то пустом, заброшенном сарае. Авдошин, занятый «сдачей дел», решил идти со второй очередью, с теми, кто нес сегодня внутренний наряд.

— Товарищ гвардии лейтенант, — взглянул он наконец на нового командира взвода, — можно у вас спросить? По личному вопросу. Если вы, конечно, не очень спешите.

Махоркин, просматривавший список личного состава, отодвинул от себя тетрадь.

— Пожалуйста. Я слушаю.

— Вот я тут документик один составил... Только не знаю, правильно или нет. — Помкомвзвода быстро развязал свой вещмешок, достал бумагу. — Вот. Посмотрите, если не трудно.

Махоркин развернул поданный ему листок, стал читать.

«Я, гвардии сержант Авдошин Иван Ермолаевич, прошу принять меня в кандидаты большевистской партии. Уничтожил 52 фашиста и десять «языков» привел живьем. Если достоин, прошу не отказать. Буду драться до победы над врагом за нашу Родину. Готов умереть за Родину по-геройски, как гвардеец.

К сему И. Авдошин. 31 декабря 1944 года».

— Вполне правильно написано, — сказал лейтенант. — Можно смело подавать. Вот только насчет смерти... Бить врага надо, а не умирать, хоть и геройски!

— Это, конечно, верно вы заметили.

Глаза Махоркина встретились со светло-голубыми настороженными глазами Авдошина.

— Ошибок... много, товарищ гвардии лейтенант? — спросил помкомвзвода.

— Ошибки мы исправим!

— Вот спасибочко вам!

Махоркин достал из внутреннего кармана кителя авторучку, исправил в заявлении все ошибки.

— Лучше, по-моему, переписать.

— Д-да! — виновато протянул помкомвзвода, разглядывая поправки. — Прямо беда! Пять классов образования у меня всего. И то, считай, почти двадцать лет назад. Отец умер, мать больная была. А семья немалая. Кроме меня еще пятеро. И все, как говорится, один одного меньше. Пошел работать. Кормить же их надо было, учить... Жили неплохо мы в колхозе, а вот насчет ученья своего, чтоб дальше, значит, все никак но удавалось.

Он вымыл руки, аккуратно вырвал из тетради чистый лист, сел за стол и, тяжело дыша от напряжения и внимания, переписал свое заявление. Потом спросил разрешения отлучиться, достал рекомендации (одну из них дал ему еще до переправы через Дунай лейтенант Волобуев) и пошел к парторгу роты старшине Добродееву.

Подходя к расположению своего «хозяйства», Никандров еще издали увидел помпохоза батальона старшего лейтенанта Рябова. Тот с интересом осматривал заваленные снегом, обломками досок и черепицей сеялки, плуги, бороны — все, что в беспорядке лежало под навесом, возле которого дымила батальонная кухня.

— Гляжу, добро вот пропадает, — сказал помпохоз, когда Никандров подошел. — А ведь еще можно в дело пустить.

— Точно, товарищ гвардии старший лейтенант! Как раз к весне.

— Вот, вот! Людям нужно сеять скоро. И вы знаете, старшина, мне пришла в голову одна мысль...

Проходивший мимо старик-мадьяр, чернобородый, крепкий, в очень поношенной одежде, остановился, тоже посмотрел на сваленный в кучу инвентарь, поцокал языком и повернулся к Никандрову. Тот был солидней, чем Рябов, и мадьяр принял его за начальника.

— Плох, капут, господин капитан...

— Ты откуда по-русски-то говоришь? — удивился Никандров.

— Русска плен первый война... Австро-Венгрий был. Сибир. — Мадьяр ткнул себя пальцем в грудь. — Толмач. Надь-Перката толмач... Нем йо война! Нехорош! — Он выдернул из кармана левую руку, сдвинул к плечу рукав, и Рябов со старшиной увидели вместо кисти красно-лиловый обрубок, посипевший от холода.

— Сеять хотите весной?

Старик пожал плечами.

— Как сеять? Кони нет, мужик нет... Хорти забрала, Салаши забрала... Машинен — вот! Очен плох!

— Это мы вам, батя, если хотите, починим, — сказал Рябов. — Специалисты у нас найдутся. — Он посмотрел на Никандрова. — После окопов лучший отдых. Точно?

— Точно, товарищ гвардии старший лейтенант!

Когда старик, растроганный и удивленный, ушел сообщить крестьянам, что русские солдаты хотят помочь им отремонтировать к весне весь инвентарь с графского двора, Рябов взял Никандрова под руку.

— Вот так, старшина. Я думаю, правильно! Ты поговори с людьми, а я согласую с комбатом и замполитом.

3