Юго-запад

Но в батальоне Талащенко командира бригады уже не окапалось. «Поехал к соседям»,— коротко ответили Кравчуку, и начальник штаба стал обзванивать соседей. В артиллерийском дивизионе полковника тоже не было, а с левым соседом Талащенко — вторым мотострелковым батальоном — проволочной связи еще не установили.

—Жаль, жаль,— сказал Кравчук, положив трубку.— Можно было бы разыскать по радио, но все переговоры до начала форсирования запрещены. Только в исключительных случаях, шифром...

Виктор поднялся, взял с пола свой вещевой мешок:

—Не стоит беспокоиться, товарищ подполковник. Я подожду. Он когда должен вернуться?

—Обещал часам к семнадцати.— Начальник штаба обнял его за плечо: — Знаешь что? Дам-ка я тебе сейчас связного, иди к батьке на квартиру, умойся, отдохни минуток полтораста... А как он появится, я немедленно ему доложу. Согласен?

— По-моему, это самое верное решение.

Полковник Мазников жил в крестьянской избе, в пяти минутах ходьбы от штаба. Темный коридор разделял дом на две половины: в правой временно поместился командир бригады, в левой, объяснил Виктору связной,— хозяева дома.

Все в комнате, как он понял, оставалось в порядке, установленном хозяевами. Две широкие кровати со взбитыми перинами стояли рядом посередине комнаты. У их изголовья, на резной деревянной полочке белело гипсовое распятие. Походная койка командира бригады, аккуратно застеленная, была придвинута к стене. Около нее — небольшой столик с полевым телефоном в желтом кожаном футляре. У стены напротив — потертый клеенчатый диван.

—Умываться будете, товарищ гвардии капитан? — приоткрыв дверь, спросил дежуривший в квартире пожилой солдат из комендантского взвода.

— Давай умоемся.

Виктор снял китель, засучил рукава рубашки, вытряхнул из гуттаперчевой мыльницы кусочек розового мыла.

—Значит, вы сынок нашего гвардии полковника будете? — поинтересовался солдат, поливая ему на руки.

— Точно.

—А не виделись-то с папашей, извините за вопрос, давно?

— С сорокового года.

— Да-а! Радость будет нашему полковнику! Большая!..

Пристроившись на крылечке возле открытой двери, солдат из комендантского взвода прочищал куском проволоки свою черную трубочку-носогрейку. Увидев полковника, он испуганно вскочил, сунул трубку в карман шинели, схватил стоявший у стены карабин и замигал, спешно соображая, что надо сказать.

— Здесь капитан? — спросил Мазников.

—Точно так. Отдыхают, товарищ гвардии полковник.

—Спит, что ль?

—Точно так — спят. Велели разбудить, как вы прибудете. — Я моментом...

—Сиди. Я сам.

Командир бригады открыл дверь и, осторожно ступая по скрипучему полу, прошел в комнату. Здесь было тихо и сумеречно, как всегда бывает на исходе короткого зимнего дня. Не раздеваясь, он включил маленькую настольную лампочку, подсоединенную к аккумулятору, потом снял папаху и, держа её в руке остановился около дивана.

Виктор спал, закинув руки за голову. Рядом, на полу, валялась какая-то потрепанная книжка без обложки: он, видимо выронил её, засыпая. Полковник поднял книжку, положил на стол, снова подошёл к сыну, всматриваясь в его знакомое и незнакомое лицо. Это, действительно, был он и не он. В нем ещё оставалось что-то от прежнего далёкого Витьки, уехавшего после десятилетки в танковое училище, и в нем уже было много нового — такого, что может оставить после себя только война. А вот шрам крученая фиолетово-красная ниточка наискосок, протянувшаяся по правой щеке до самого уха. И вот ...Несколько завившихся седых волосков на правом виске. В двадцать четыре-то года!..

Словно почувствовав на себе этот немигающий — и радостный и горестный взгляд отца, Виктор зашевелился, открыл глаза, снова закрыл их, потом опять открыл. Узнав, кто стоит над ним, смущенно улыбнулся и сел на диване, взлохмаченный и еще не проснувшийся.

—Спал, Витёк?

Ни тот, ни другой не заметили странности и ненужности этого вопроса.

— Да вот... Задремалось. Ты давно приехал?

—Только что. Ну... здравствуй, Витёк!

Бросив полушубок на койку, командир бригады сел рядом с сыном, посмотрел на него сбоку:

— Как твои дела?

— Воюем потихоньку. Теперь вот получил назначение в девятый танковый... Хороший полк?

— Отличный полк!

— Когда на передовую?

— Дела покажут. Но денька два-три вы еще, наверно, простоите.— Командир бригады потянулся к карману полушубка за папиросами: — Куришь?

— Научился.— Виктор взял папиросу, помял ее.— Еще в сорок первом начал, когда под Киевом отступали.

— Ты был ранен?

— Так, пустяки. Я даже не стал писать тебе. По щеке царапнуло. Второй раз уже в этом году, в апреле. Правую ногу зацепило.— Прикурив, он погасил спичку, бросил ее в пепельницу.— Но, как видишь, без всяких осложнений...

В дверь деликатно постучали. Ординарец принес из штабной офицерской столовой обед на двоих и что-то еще — в вещевом мешке.

— Начпрод приказал передать, товарищ гвардии полковник,— сказал он, доставая из мешка бутылку трофейного коньяку, две плитки шоколада и банку консервированных мандаринов.— По случаю, значит, приезда капитана...

Ординарец расставил все на столе, принес из коридора ложки, вилки и нож, спросил разрешения идти.