«Его штуки заставляют смеяться весь Рим… — писал Домициан. — Недавно в Альбано он заподозрил своего кучера, что тот придумал подковать мулов только для того, чтобы дать — за взятку — возможность одному просителю подойти к императору. Отец догадался, и когда проситель удалился, спросил кучера, много ли он получил за ковку. Тот должен был сознаться, и цезарь потребовал половину взятки себе… Потом явилась к нему депутация от какого-то города, объявившая ему, что граждане решили воздвигнуть ему большую золотую статую. Он протянул депутации ладонь и коротко сказал: „Пожалуйста, пьедестал готов“. Ты знаешь, конечно, что Нерон в благодарность за рукоплескания и венки даровал грекам старое самоуправление. Сейчас же начались по-старому всякие свары между демагогами и партиями. Отец, проезжая Грецией, хладнокровно заметил, что греки, по-видимому, разучились быть свободными, и снова взял их под опеку Рима. И все, говорят, облегчённо вздохнули… Вскоре по приезде отца в Рим, к нему явился известный тебе Иосиф бен-Матафия и заявил, что на отца готовится заговор и что во главе всего дела стоит — ты не поверишь, кто! — да сам Иоахим, наш Крез!.. Иосиф хотел было, по-видимому, назвать и других лиц, но отец поднял руку: „Стой, довольно, с меня хватит и одного. Доказательства есть?“ Тот привёл доказательства. Отец, весёлый, потирает руки: „Вот и займ теперь на хороших условиях заключить можно…“ Все ждали громов, казни — ничего подобного: отец встретился с Иоахимом, намекнул ему на донос Иосифа и в самом деле взял у него займ в триста миллионов на хороших условиях. Я удивился: но неужели же простить? И старик сказал: „Иоахим человек деловой. С ним приятно вести дела. Дурак я буду, если стану в империи таких людей уничтожать!..“ Но Иосифа вашего отец все же наградил богатыми поместьями в Иудее, в Риме подарил ему дворец и не только пожаловал его римским всадником, но разрешил ему и приставить к своему имени наше: Флавий. Говорят, теперь Иосиф пишет что-то о войне. Иудеи ненавидят его невероятно и все добиваются его гибели… А теперь в заключение я советовал бы тебе, брат, поскорее приехать в Рим, — закончил Домиций своё послание. — О тебе тут ходят всякие слухи… Твой приезд положил бы конец болтовне…»
— Это он прохаживается насчёт моих намерений захватить престол цезаря, — самодовольно улыбнулся Тит. — Но я не могу отвечать за всякую болтовню…
— Конечно, — спокойно сказал Тиверий Александр. — Но тем не менее тебе следовало бы послушать совета Домициана. Да и триумфа откладывать не следует…
Тиверий был доволен, что разговор этот завязался при Беренике: он подозревал, что она толкает Тита на легкомысленные выступления, и хотел дать ей маленький урок. Она в самом деле нахмурила слегка брови: известие об Иоахиме сразило её.
— Ну, а тебе что пишут? — обратился к ней с улыбкой Тит.
— Это послание от управителя моего, Птоломея, — отвечала она, чувствуя, как бьётся её сердце. — Он пишет, что Иоахим решил удалиться с сыном и снохой к себе в Сицилию и предлагает мне купить его дворец в Риме, так, как есть, со всей обстановкой… Когда пойдёт твой speculator в Рим?
— Завтра. А что?
— Я хочу послать приказ Птоломею купить дворец Иоахима…
— Ну что же… И прекрасно!..
Береника потемнела. Она надеялась, что Тит ей скажет с удивлением: «На что тебе дворец Иоахима, когда у нас есть Палатин?» Но он этого не сказал. И опять она почувствовала, что она не Августа, а пленница, и что уже то хорошо, что она не пойдёт за колесницей триумфатора…
— А интересно, с кем это сговаривался Иоахим? — сказал Тит.
— Ну, мало ли в Риме всяких искателей приключений! — усмехнулся Тиверий.
Береника, ссылаясь на головную боль, ушла. И долго-долго проплакала в эту звёздную ночь гордая иудейская царевна…
LXXII. КОМУ ЧТО…
Веспасиан принимал сенаторов для обычного утреннего salutatio. Он милостиво здоровался с patres conscripti[89] и двумя-тремя фразами говорил им о своём благоволении. И вдруг сзади него раздалось весёлое:
— А вот и я, батюшка!..
Он обернулся — перед ним был сияющий Тит.
И старик сразу понял, что слухи о замыслах сына были вздор, что Тит умнее, чем он думал, и что Береника — побеждена. Веспасиан знал, что она толкала сына на опасный шаг. И он сердечно обнял сына-победителя — не только иудеев, но и женщины.
— Это хорошо, что ты приехал, — сказал он просто. — Пора уж отпраздновать твой триумф. А то народ поостынет.
— Не мой, батюшка, а наш, — поправил Тит. — Я только докончил то, что так разумно было начато тобой.
— Ну, спасибо, спасибо, — сказал ласково Веспасиан. — Молодец!.. Распорядись там, чтобы не медлили.