Цестий Галл, наместник Сирии, понял, что пора действовать энергично. Он двинул против иудеев свои войска. К нему присоединились с войсками цари Антиох, Агриппа и Соем. Начался разгром Галилеи. Затем Галл подступил к Иерусалиму и начал приготовления к приступу. Черепаха[85] подкапывала стены. В городе началась невообразимая паника. Зелоты и сикарии по ночам разбегались кто куда. Партия мира явно брала верх. Ещё немного, и город открыл бы ворота, как вдруг Цестий Галл бросил осаду и отступил. Иудеи, ликуя, бросились преследовать его. Римляне понесли очень тяжёлые потери, а иудеи, захватив богатую добычу, с ликованием возвратились в Иерусалим. В ответ сейчас же начался погром в Дамаске. Это только подлило масла в огонь, и Иерусалим закипел приготовлениями к войне: не победил ли маленький Давид огромного Голиафа?!
Маленькая общинка мессиан — с падением власти римлян им крепко доставалось от своих сородичей-иудеев — готовилась бежать. Четыре девственницы Филиппа, плоские, носастые, унылые, дружно пророчествовали, что бежать надо, но некоторые все же колебались: куда денешься? Тогда ангел Господень явился одному из пресвитров и именем Господа повелел ему немедленно выбраться со всеми верными за Иордан, в Пеллу, во владения Агриппы, который к нововерам-мессианам был терпим, ибо они ни в малейшей степени не интересовали его…
LVII. НА КАНАЛЕ
— Что?!
Голубые глаза божественного цезаря чуть не вышли из орбит, а вестник несчастья приготовился к отходу в область теней.
— Что ты говоришь?! Римляне перед иудеями дали тыл?! Цестий Галл дал себя разбить и бежал?! Да ты бредишь?!
Но так как Рим — это Рим, а Иудея — это Иудея, то гнев цезаря кончился раскатом смеха: «Клянусь бородой Анубиса, это замечательно!» Он сместил сейчас же Цестия Галла и главнокомандующим римскими силами в Сирии и Иудее назначил мужиковатого Веспасиана. Старик поседел в сражениях: он возвратил Риму потрясённый германцами запад и подчинил его власти до того неведомую Британию. Кроме того, он был консулом и наместником Африки и ко всеобщему удивлению не только не разбогател там, как полагается, но вернулся в Рим в очень стеснённых обстоятельствах. В обществе же он был мужлан и даже засыпал во время пения божественного цезаря!.. Говорят, что после управления Африкой он, чтобы жить, торговал даже скотом!.. Нерон повелел ему немедленно кончить непристойную комедию какого-то восстания каких-то там иудеев, а затем, спев, что полагается, на Истмийских играх и одержав и тут совершенно неслыханную победу, он приступил к работам по прорытию канала: искусство искусством, но и дело делом.
Звонкие трубы возвестили огромным толпам народа о начале великого предприятия. Нерон первый, под взглядами тысяч ахайцев, запустил лопату в заранее для него разрыхлённую землю, насыпал земли этой целую корзину и на плече вынес её на берег будущего канала. За ним сделали то же все патриции из его свиты, а затем все власти Коринфа и других городов Ахайи. И работа закипела…
Кипела она, однако, недолго: все средства — а они были значительны — были уже разобраны по карманам, и, следовательно, главная цель была достигнута. И вот к «божественному цезарю», когда он отдыхал после очередного выступления, явилась вдруг депутация с канала во главе с тонким ценителем высокого искусства, Мирмексом.
— Божественный цезарь, мы пришли оповестить тебя о большом несчастье, — скорбно начал Мирмекс. — Нам открылось, что уровень морей, которые ты повелел соединить каналом, неодинаков. Если канал будет прорыт, вода одного моря бурно хлынет в другое и произойдут величайшие для Ахайи бедствия. Не веря слабым очам своим, мы обратились к помощи оракулов, и пифия олимпийская ответствовала нам: роющий землю да погибнет в воде! Мы явились умолять тебя так распределить твои выступления в городах, чтобы к тому времени, когда работы будут закончены, ты был бы от канала подальше, а лучше всего в Риме. Мы, исполняя волю твою, можем, конечно, и погибнуть на нашем посту, но ты должен быть в безопасности. Да, тебе лучше всего оставить Ахайю совсем: кто знает, какова будет сила прорвавшихся вод?..
Нерон был весьма польщён.
— Я благодарю моих верных ахайцев за их предупреждение, — милостиво проговорил он. — Но за кого же вы меня считаете? Эллины были всегда особенно дороги моему сердцу: это народ артистов. Я не желаю им зла. Я повелеваю сегодня же прекратить все работы на канале…
Ликованию людей с канала не было предела: такая любовь к своему народу! Работы сразу были прекращены, рабы-иудеи были проданы, деньги поделены — в возмещение понесённых убытков, — а когда божественный цезарь выступал на другой день в театре Коринфа, его встретила и проводила совершенно небывалая ещё овация: люди с канала денег не пожалели…