Юбка с разрезом

Сходила в клинику сделать тест. Женщина, которая сказала мне про беременность, хотела сразу направить меня на консультацию, но я отказалась. Мне надо было поскорее уйти оттуда. Пообещала прийти через день или два, и тут же пошла в супермаркет. Думаю, пошла туда, потому что это было самое привычное место.

Я носилась взад и вперед по рядам, полубезумная от ужаса. Та тупиковая ситуация, в какой я оказалась, должна была там разрешиться. Так и получилось. В «Шоп-Райт» я стала другой, я обо всем передумала.

Отцу ребенка ничего не сказала. Наши гнусные отношения по-прежнему продолжались. В ночь перед абортом переспала с ним. Не знаю, что я тогда собиралась сделать. Очень хотела быть жестокой, грубой. Мне противно, что многие в таких случаях остаются нежными и ласковыми, как глупышки, — это неискренне. Я выросла среди сестер и понимала лучше многих, что девочки не слабее ребят. Всю свою жизнь, изо дня в день, видела перед собой смышленых, сильных и упрямых девочек. Притворяться я совершенно не умела. От природы была искренним человеком. Стараясь это скрыть, слишком усердствовала. Я была неприятна себе самой, становилась похожа на убийцу, жертвой которого оказывается ребенок.

Моя сестра Ева отвезла меня на аборт. Когда мне трудно, Ева смотрит, как будто спрашивая: «Ри, тебя здесь кто-нибудь обижает?» Мы поехали в клинику на ее разбитой старой машине, и я чувствовала себя защищенной. Меня не волновало, найду ли я когда-нибудь моего друга, моего мужчину. Мы с Евой будем просто идти по жизни вместе. Будут, как раньше, длинные ночи с нашей смешной болтовней. Когда случится что-то ужасное, как сейчас, мы будем рядом.

В клинике меня вместе с пятью другими женщинами провели в маленькую комнату для беседы. Врач, руководившая этим, считала, что у всех нас есть или муж, или друг, и не допускала мысли о двух мужчинах одновременно. Она говорила, что наши партнеры должны заботиться о нас, чтобы не допускать этого. А был 1986 год. Боже мой! Она когда-нибудь слышала о случайных встречах на одну ночь?

Ее взгляды на жизнь вызвали во мне жгучий стыд. Я всегда хотела быть выше, не чувствовать себя шлюхой, и в итоге притворилась, что у меня есть парень, он беспокоится и ждет меня.

Одна женщина говорила про своего мужа-импотента: «Я уже наплакалась, это все равно, что вырванный зуб».

Меня послали в маленькую комнату переодеться в больничную одежду. Никогда так не боялась. Руки и ноги похолодели, пот катился градом. Я задыхалась. Если буду так волноваться, говорила себе, то сойду с ума. Перед тем, как начать, мне сделали укол димедрола, и сразу стало легче, на несколько секунд пришла в себя.

Мало помню сам аборт. Были врач и сестра и обычные стремена — крепления для рук и ног. Я лежала на бумаге, постеленной поверх винилового покрытия кресла.

Когда вышла в комнату ожидания, Ева поднялась мне навстречу. Она очень переживала за меня. Когда она оплачивала счет, у нее даже тряслись руки. К тому времени у нас почти не оставалось денег, так что пришлось отложить оплату квартиры. По пути к машине она обняла меня. Домой ехали медленно. Дома она сделала мне бутерброд с индейкой, но не приставала, чтобы я его съела.

Потом со мной случилось в точности то же, что и с вами. Меня охватила тоска. Я сломалась. Ева не отходила от меня, пока я не засыпала.

Многие недели на руке оставалась точка от укола. Я терла это место, прикасалась языком. Ничего не хотелось забывать. Была уверена, что если забуду, если воспоминания о пережитом потрясении, страхе и стыде исчезнут, в моей жизни уже не будет ничего хорошего. Маленькая красная точка на руке связывала меня с правдой.

Это было семь лет назад, но даже теперь, когда я горько плачу, когда я просто бессильна перед чем-нибудь, мне хочется твердить про себя: «О мое дитя, о мой мальчик!» Не помню, когда я решила, что это должен быть мальчик. Знаю, что именно он. Есть такое интуитивное ощущение.

Глава девятая

Миссис Тайлер спит, а я уже минут пятнадцать-двадцать как проснулась, молча лежу и слушаю звуки пробуждающейся тюрьмы. Кажется, время движется по кругу. Здесь тяжелый и влажный воздух, такой бывает в прохладный пасмурный день. Делая движения в таком воздухе, чувствуешь сопротивление, как в воде.

Слышно: люди на кухне окликают друг друга, толкают тележки со скрипучими колесами. Я ощущаю вялость и тревогу. Когда просыпалась дома, придвигалась к Алексу, находила его рукой или коленом. Меня это успокаивало, и я припоминала, что нужно сделать утром и вечером. Здесь не нужно ничего планировать. Все известно заранее.

Мы с Алексом уже так не просыпаемся. Сколько это длится? Недели? Месяцы?

Я испытывала сильное желание быть рядом с Алексом, такое сильное, что почти реально осязала прикосновение к его спине, волосам на затылке, мягким и теплым во сне. А вдруг он прямо сейчас открывает глаза и по привычке протягивает ко мне руку, а меня там нет? Как было бы хорошо, если бы нас разделяло, в буквальном смысле слова, только шесть дюймов, как в постели, и ничего больше.