Юбер аллес (бета-версия)

В принципе, он был готов к чему-то подобному - хотя бы потому, что неплохо знал историю этого странного места, начиная с "Декрета о свободной торговле", наспех сочинённого временным российским правительством, и кончая фундаментальным "Уложением об особом статусе Центрального Округа г. Москвы" от 11 августа 1973 года. Он хорошо помнил старые чёрно-белые фотографии: бесконечные, на всю улицу, ряды детей и старух, пытающихся хоть что-нибудь продать. Где-то среди них стояла высокая иссохшая женщина с пачкой рукописных листков в руке: знаменитая русская поэтесса, петербурженка Анна Ахматова, еле-еле выбравшаяся из эвакуации в Москву, к друзьям-писателям. На Тверской она пыталась продавать свои стихи. Листочек со стихами стоил две картофелины, и их иногда покупали. Это помогло Ахматовой дожить до первого тома "Carmina", до премии Гёте, второго тома "Carmina", Нобелевской премии за поэму "Тихий Дон", Ахматовского Дома в Переделкино, всемирной славы и памятника в Царском Селе. Не так давно один из этих рукописных листочков с автографом знаменитого стихотворения "Я целую немецкие руки..." был выставлен на Сотбисе. Листочек выкупил Ахматовский Музей. Фридрих даже знал, что восьмистишие Ахматовой - единственный текст из русской школьной хрестоматии, в котором можно найти слово "немец", пусть даже в виде прилагательного; в прозаической классике все подобные слова были тщательным образом исправлены.

Дальнейшая история улицы была не столь трогательна и героична, но чрезвычайно успешна. Очень скоро толпы нищих старух исчезли, зато открылись двери первых магазинов. Продуктовые довольно скоро сменились ювелирными. "Сердце московской торговли", освобождённое от всех видов налогообложения, в сочетании с соблазнительной близостью туристической Мекки - Кремля и прилегающего к нему музейного комплекса - с тех пор билось ровно и мощно. Здесь торговали - день за днём, год за годом, десятилетие за десятилетием. Магазины, торговые ряды, меняльные конторы, палатки и прилавки открывались и закрывались, в беспощадной конкуренции уступая место более успешным: на Тверской выживали те, кто умел выжать с каждого квадратного метра торговой площади максимальное количество денег. То же касалось офисов: иметь хотя бы клетушку на Тверской (и соответствующий почтовый адрес на визитке) было невероятно престижным. Что бы ни делалось в Москве и в России, на Тверской шелестел рублёвый дождь. Впрочем, согласно московскому Уложению, здесь можно было предлагать в качестве платы любую валюту, лишь бы её согласился брать продавец... Сама же Тверская, с её блеском, роскошью и сомнительными нравами, была излюбленным местом действия дешёвых детективных романов с "русской" спецификой.

Все эти знания, однако, не заменяли личного впечатления от улицы-прилавка.

Здания невероятных форм и расцветок сияли рекламными щитами. Воздух пронизывали разноцветные лучи прожекторов, в свете которых вспыхивали растяжки, плакаты, связки летучих шаров с логотипами фирм и компаний. Дорогие машины намертво забивали расчерченный асфальт стоянок. По широким тротуарам валила пёстрая толпа - люди шли покупать. Кто коробку конфет, кто швейцарские часы, кто новый автомобиль.

Фридрих решил затормозить и как следует осмотреться. Он перестроился в правый ряд и стал высматривать свободное место на какой-либо стоянке. Но даже огромное асфальтовое поле возле киноцентра "Германия" (Власов знал из сводок, что это здание давало приют ещё и универсальному магазину, казино, знаменитому на всю Москву ломбарду, не менее известному массажному салону, а также ещё ряду весьма сомнительных, но очень прибыльных заведений) было намертво забито. В конце концов, уже почти проехав всю улицу, он нашёл свободное местечко возле мраморной громады "Минска".

Выйдя из машины, он с неудовольствием убедился, что за время поездки погода успела подпортиться: понизу задул противный холодный ветерок, норовящий забраться под куртку и выгрызть немножечко тепла. Лемке, одетый повнушительней, тоже поёжился и засунул руки в карманы.

Власов решил, что для начала нужно купить себе хорошие тёплые перчатки.

Он не успел сделать и дюжины шагов, как на глаза попалась узенькая золотая вывеска: "Accessories", украшенная изображениями очков, ножниц и тому подобных вещиц. Фридрих решил, что здесь может найтись то, что ему нужно, и потянул дверь на себя.

Лемке предпочёл остаться на улице.

Внутри было тепло, но не жарко. В воздухе висел аромат дорогого мужского одеколона и каких-то благовоний. С потолка сиял золотистый свет, расточаемый хрустальной люстрой экстравагантной формы. Стены были зеркальные, и бесконечный ряд отражений раздвигал крохотное пространство в бесконечную даль.