Юбер аллес (бета-версия)

Трубку долго не брали. Лишь после пятого гудка недовольный и, как показалось Фридриху, сонный голос сказал: "Алло?"

- Я по объявлению. Вы еще продаете щенков ризеншнауцера? - осведомился Фридрих по-русски.

- Да, остались еще два - мальчик и девочка, - голос на другом конце как-то сразу подобрался.

- Мне мальчика. Guten Morgen.

- Herr Erste? Sehr angenehm! - Лемке тоже перешел на дойч. - Я ждал вашего звонка, шеф.

"В таком случае, вы долго берете трубку, мой мальчик", - чуть было не процитировал Мюллера Власов. - Нам необходимо встретится и обсудить дела, - сказал он вместо этого.

- Когда и где? - Лемке был само служебное рвение.

Фридрих бросил взгляд на часы.

- В десять. Точка С. (Это означало квартиру в Трубниковском; квартира Вебера именовалась точкой A.) Успеете?

- Так точно!

- Хорошо. Учтите, мне нужен полный отчет. До встречи.

Дав отбой, Фридрих включил нотицблок и проверил почту. Ничего сверхсрочного он не ожидал - оно бы пришло прямо на целленхёрер, но текущие инструкции вполне могли поступить. И впрямь, "Ди Фенстер" помигивали запечатанным конвертиком.

Фридрих подогнал к нему стрелку и надавил на сенсорную подушечку; после мгновенной паузы, вызванной работой программы дешифровки, на экране возник короткий текст. Да, кое в чем жизнь агента все же стала намного проще со времен Штирлица и его верной радистки Кэт...

"О Хайнце не беспокойтесь. Ваша главная задача прежняя. Постарайтесь вытащить фрау Галле из подвалов Лубянки. Официально наш МИД не собирается в это вмешиваться. Но наши маленькие друзья хотят поднять шум. О."

"Подвалы Лубянки" были, разумеется, очередным приступом тяжеловесного мюллеровского юмора. Здание, некогда наводившее ужас на всю страну, давно не использовалось по прежнему предназначению, превращенное в Мемориальный музей жертв большевистского террора. Да и, в любом случае, над либеральной журналисткой висело отнюдь не политическое, а чисто уголовное обвинение.

Фридриха, однако, внезапно заинтересовало другое выражение, которое он уже однажды слышал от Эберлинга. "Маленькие друзья". На жаргоне американской - а стало быть, и всей атлантистской - военной авиации так именуются истребители прикрытия. Бомбардировщики, соответственно - "большие друзья". Вряд ли Мюллер знал это; он-то, понятно, имел в виду СЛС и их российских единомышленников. Но что, если во всем этом деле либералы и впрямь играют роль истребителей прикрытия? И весьма похожая на провокацию история с Галле (которая, вполне возможно, все же сознательно ввела себе наркотик ради дальнейшей шумихи), и даже смерть Вебера на самом деле лишь призваны отвести огонь защитников Райха от... от чего или от кого? "Истребители". Власов повторил это слово по-русски. На этом языке оно звучало более зловеще, чем его иностранные аналоги - "охотники" в дойче или "бойцы" в английском. В отличие от большинства летчиков, Фридрих не был суеверен и не придавал значения явно случайным совпадениям, но сейчас ему всё это очень не понравилось. Похоже, меланхолично отметил он про себя, он уже заразился эберлинговским интересом к словам. Хотя... случайности случайностями, а своей интуиции он привык доверять.

Чтобы не терять время до прибытия Лемке, Фридрих спустился вниз и вернулся с вечерними и утренними газетами (попутно отметив про себя, до чего же они похожи, даже по внешнему виду, на то, что издаётся в Фатерлянде - разве что в заголовках не так щедро использовалась готика). Тщательно просмотрел колонки происшествий и криминальной хроники, бегло скользнул глазами по остальному. Об убийстве Вебера нигде ни слова, об аресте во Внуково тоже. Кто бы за всем этим ни стоял, очевидно, российские власти не заинтересованы в огласке. Во всяком случае, пока. Полезная все-таки штука цензура, сразу позволяет отфильтровать сигнал от шума.

Довольно скоро в прихожей раздалась прерывистая трель условного звонка. Фридрих бросил взгляд на часы - без трех десять - затем взял со стола пульт и включил стоявший в углу фернзеер, один из каналов которого транслировал изображение с вмонтированной в дверной глазок камеры.

Маленький объектив искажал пропорции, но Лемке, очевидно, и в жизни был невысокого роста, с овальным, слегка одутловатым лицом и рачьими глазами навыкате. Жидкие белобрысые волосы казались прилизанными; под носом топорщилась по-хитлеровски узкая щеточка усов, которые Лемке совершенно не шли. Весь он производил впечатление старательного, но недалекого унтера, который борется со скукой, муштруя новобранцев в каком-нибудь глухом провинциальном гарнизоне. "Le petite corporal" - подумалось вдруг Фридриху. Так называли Наполеона. Вот уж на кого Лемке совершенно не походил.