На грузовиках, автомобилях, в лодках и катерах будущих колонистов перевозили на корабли, готовые подняться в небо. Но ночью, когда был вскрыт очередной контейнер, на пирсе произошло событие, которое произвело на работавших ошеломляющее впечатление. Женщина, которая первой заглянула в открытый контейнер, закричала и отпрянула.
– Что такое? – спрашивали у нее. – Что произошло?
Женщина перевела дыхание и сказала:
– Вы не поверите в то, что я там увидела.
Роуэн уже был однажды в подобной ситуации. Только тогда вместе с ним была Ситра, и все происходило в запечатанном стальном кубе, в кромешной темноте на дне океана. Теперь он был один, в компании мертвецов, внутри контейнера, оснащенного холодильной установкой. Температура в контейнере не поднималась выше одного градуса выше точки замерзания – как и на океанском дне.
На этот раз Роуэн тем не менее не собирался умирать. По крайней мере, в ближайшем будущем. Супер велел ему взять с собой еды и воды на четыре дня, а термозащитная куртка, которой он снабдил Роуэна, была гораздо более эффективным средством защиты от холода, чем мантии жнецов, которые они с Ситрой нашли в стальном кубе. Супер назвал Роуэну номер контейнера, в который тот должен был пробраться, но ничего не сказал о содержимом последнего, а потому, когда Роуэн увидел то, что там лежало, первым его желанием было броситься прочь. Но, увы, бежать ему было некуда.
Разве не странным было то, что, оставшись в полной темноте с мертвыми, он испытывал ужас? Он представлял, как мертвые восстанут, чтобы отомстить ему, единственному среди них живому существу, за то, что он жив, а они – нет. Почему, думал Роуэн, людям свойственен этот иррациональный страх?
Но никто не стал открывать люк. Напротив, Роуэн почувствовал легкую качку и понял, что контейнер просто перегрузили на другой корабль. Он не знал, куда его отправили из Токио, не знал, куда везут на этот раз. Кому принадлежали безжизненные тела, лежавшие рядом с ним, он также не представлял, равно как и то, почему он оказался в их компании. Но в конечном итоге это не имело никакого значения. Корабль, мерно покачиваясь на волнах, шел вперед, назад дороги не было, и, кроме того, Роуэн понемногу привык к темноте.
Когда люк контейнера был открыт, Роуэн схватился за рукоятку лезвия, но не обнажил его. Если ему и суждено воспользоваться оружием, то только для самообороны. Странно было представить такое – оружие, но лишь для самообороны! Какая роскошь! Когда люди увидели Роуэна, на причале возникли шум и суета, к чему он был готов, а потому он появился в свете прожекторов, освещавших причал, лишь тогда, когда люди успокоились.
– С вами все в порядке? – спрашивали его. – Как вы туда попали? Кто-нибудь, дайте ему одеяло!
Грузчики были добры, заботливы – пока кто-то не узнал его. Раздались крики, люди отшатнулись от контейнера, а Роуэн выхватил лезвие – на тот случай, если кто-то нападет. После долгого путешествия в адском холоде тело его затекло, но навыки владения оружием он не растерял. И, кроме того, с лезвием в руках он мог гораздо быстрее получить ответ на многие вопросы.
Но вдруг на ближайшем фонарном столбе ожил и заговорил динамик.
– Роуэн, прошу вас, уберите оружие, – произнес голос из динамика. – Это только осложнит ваши обстоятельства.
И, обратившись к людям, столпившимся на причале, голос сказал:
– А вас прошу прекратить рассматривать этого человека и продолжить работу, потому что чем дольше вы будете тянуть, тем более сложной станет ваша задача.
– Супер? – произнес Роуэн, узнавший голос, который говорил с ним в Токио.
– Добро пожаловать в никуда, Роуэн, – произнес Супер. – Здесь есть кое-кто, кого вы должны увидеть, и чем скорее, тем лучше. Двигайтесь за моим голосом.
И Супер, перепрыгивая из одного динамика в другой, повел Роуэна вглубь острова.
– Это по-итальянски, – сказала Мунира. – А судя по почерку, писал да Винчи.
Работы на острове велись вовсю, но Мунира отказалась быть частью всеобщей активности. Когда в ее дверь постучали, она решила, что это Сикора или еще какой-нибудь бодрячок, который пришел агитировать ее за участие в общем трудовом подвиге. Но когда она увидела, кто пришел, то открыла дверь, о чем теперь жалела.