В 2012-м вполне реальным фактором российской общественной жизни стал тренд, возникший несколько лет назад: «актуальное искусство» означает теперь прежде всего искусство политизированное, точнее — просто политическое. И речь идет отнюдь не об одной девичьей панк-группе. Менее шумные и от того не менее ангажированные художественные жесты перешли границы актуального искусства и двинулись в традиционные культурные сферы — политизировались театр, кино, литература.
Левый марш
В уходящем году политическое окончательно утвердилось как синоним актуального в российском новом искусстве. Более того, все рефлексивное искусство так или иначе переориентировалось на политику — после Болотной оно стало почти независимым от сферы визуального. Культурную ценность этого тренда еще предстоит определить в будущем. Но уже сейчас он интересен, ибо отражает текущую общественную ситуацию. Ведь прежде любое искусство, даже советский нонконформизм, обычно сторонилось прямого вмешательства в актуальную политику.
Самое громкое политическое событие года — акция группы Pussy Riot в храме Христа Спасителя — определило важнейшую тему дискуссии об актуальном искусстве: где проходит грань между государственной властью, религией и культурой. Очевидно, что, действуя на чужой территории, культура не смогла отстоять собственные границы. В то же время это заставило художников и культурные институции выбирать сторону баррикад, на которых они оказались. Наиболее отчетливо заявили о себе две группы актуальных, и следовательно — политических, художников. Первая — это «анархисты»: Виктория Ломаско, Антон Николаев и группа «ЕлиКука», для которых искусство связано с непосредственным участием в политическом активизме, постоянном публичном политизированном действии. Вторая — художники и критики неомарксистского толка: Анастасия Рябова, Арсений Жиляев и другие, занявшие нишу «ученого» искусства, связанного с теоретическими дискуссиями и семинарами. Объединяет эти группы то, что они генерируют искусство, существующее за пределами музеев и выставок, вне сферы эстетического, все чаще принимающего форму акционизма. Например, сам Арсений Жиляев прямо говорит, что этот год был годом политики, а не искусства.
Почти все актуальные художники исповедуют левые убеждения, что было всегда характерно для людей художественного авангарда. Достойного художественного ответа справа пока нет. Это место в культурном процессе заняла власть: скандальные клипы признаны экстремистскими и запрещены, по жалобам православных граждан прокуратура проверила на экстремизм выставку братьев Чепмен в Эрмитаже. Знаменитые современные художники в своем обычном ироническом стиле извинились перед теми, кого обидели своей выставкой, при этом заявив, что больше в Россию ни ногой. Видимо, им трудно понять ситуацию в нашей стране, где власть и общество по-прежнему жестко реагируют на вторжение культуры в общественную жизнь — без чего нелегко теперь представить себе актуальное искусство.
Утром — в газете, вечером — в куплете
В музыкальном театре политизация шла по более простому и в то же время естественному пути полунамеков и прокламаций. Самым ярким политическим высказыванием стала ария короля Людовика XV из спектакля «Фанфан-Тюльпан» театра «Московская оперетта». Статный Юрий Веденеев с хорошо поставленной дикцией (старая школа) еще при первом появлении на сцене чеканил: «Понятно, что трудно, но надо ж кому-то державу вести за собой», а потом, у авансцены, с недюжинным пафосом выводил арию с почти сатирическим рефреном: «Возврат страны в абсолютизм — гарантия стабильности». Спектакль вообще нежданно-негаданно вернул оперетте пресловутое «утром — в газете, вечером — в куплете». Даже предусмотренный сюжетом сарказм по поводу солдафонства стал идеально созвучен событиям в нынешнем Министерстве обороны. «Солдат всегда с народом, а значит, на коне», — поет сержант Ля Франшиз, вызывая неадекватный словам взрыв хохота в зале, знающем, насколько с народом был главный солдат страны… А чего стоят рассыпанные по тексту реплики об «операции по принуждению к миру»!