Итоги № 51 (2011)

Такой сценарий ярко описан в весеннем докладе ЦСР «Политический кризис в России и возможные механизмы его развития». Согласно ему «политический кризис вполне может превзойти период конца 1990-х и вплотную приблизиться к эпохе конца 1980-х годов». Содержится в докладе и конструктив: власть должна решиться на либеральные реформы. Причем вовсе не на те, болезненные, которыми нас любят стращать авторы телерепортажей из Греции. Речь идет о поступательной трансформации политсистемы. Путинская вертикаль власти, как никогда, нуждается в гибкой и эластичной «горизонтали». Не в той декоративной и послушной, которую Кремль кормит с ладони, а ответственной и дееспособной — пусть и не очень сговорчивой. В противном случае вся ныне существующая конструкция рухнет под собственным весом, погребя под обломками и ее строителей, и ее разрушителей, и тех, кто просто мимо проходил.

Александр Чудодеев

 

Главная тема / Политика и экономика / Главная тема

Empty data received from address [].

Доля малая / Политика и экономика / В России

 

К Международному дню борьбы с коррупцией, отмечаемому по решению Генеральной Ассамблеи ООН 9 декабря, эксперты Transparency International обнародовали обновленный индекс восприятия коррупции. Россия в нем улучшила свои показатели, поднявшись за прошлый год на 11 ступеней — со 154-го на 143-е место (всего в нем 182 позиции). Правда, относительно этого улучшения эксперты не спешат радоваться: такой результат не означает, что коррупции в стране стало меньше, просто она трансформировалась. Об этом «Итоги» поговорили с главой Национального антикоррупционного комитета Кириллом Кабановым.

— Кирилл Викторович, что же такое коррупция в нашей стране и чем она отличается от коррупции в других странах?

— Отличие очень простое: если на Западе она провоцируется гражданином либо бизнесом, то у нас — системой управления. Большинство тех, кто в настоящий момент приходит на государственную службу, идут туда именно для того, чтобы зарабатывать деньги. Госслужба — это все что угодно: организованный бизнес, источник дохода, орудие производства, но уж никак не источник справедливости.

— Как вы считаете, люди идут в «систему», изначально ориентируясь на потенциальные выгоды?

— Примерно треть играют по корпоративным правилам, но готовы при определенных условиях от них отказаться, чтобы не рисковать. Еще треть — люди, которые не хотят с этим мириться. И оставшаяся треть действительно приходят во власть уже с определенной установкой. Это видно даже по студентам, которым я читаю лекции в вузах.

— То есть они намеренно идут учиться на госслужащих, предполагая в будущем брать взятки?

— Их мотивация такова: они хотят обладать неким статусом, быть успешными. Почему, например, столь высокий конкурс при поступлении на отделение госуправления юрфака? Потому что это прямая дорога в чиновники. Многим родители подсказывают, на кого учиться, надеясь, что таким образом устраивают ребенку хорошую жизнь. Приведу пример из жизни. Как-то, году в 2000-м, приехали ко мне знакомые из Смоленской области и привезли девочку, только окончившую школу. Совершенно простые люди, не имеющие никакого отношения к госслужбе. Они очень хотели, чтобы я помог устроить их дочь в таможенную академию. Спрашиваю: «А почему в таможенники-то, ведь у них очень низкая зарплата?» Отвечают: «Да вы что, у нас в области только таможенники хорошо живут». Если помните, в начале 90-х НИИ МВД проводил опрос среди подростков 14—15 лет на тему, кем бы они хотели стать в будущем. Девочки в основном выражали желание быть валютными проститутками, а мальчики — братвой. В начале 2000-х эти опросы повторили: девочки теперь хотели быть таможенницами либо налоговыми инспекторшами, мальчики хотели идти в правоохранительные органы и спецслужбы. Идея лучшей жизни не изменилась, изменились только механизмы ее достижения.

— Что все-таки послужило первичным фактором для укрепления коррупции в стране?

— В последнее время об этом ведется особенно много теоретических споров. Принято говорить, что тому способствовало разрушение демократических механизмов. Я считаю, не это главное. Причина не столько в подходах к формированию кадрового состава бюрократии, сколько в формировании самого общества. Оно со всем соглашается и все терпит. Знаете, есть такой научный термин: скрытый социальный договор. Это когда потребительская корзина растет — и вроде бы все хорошо. Пока скрытый социальный договор остается в силе, мы так и не будем обращать внимания на то, что ежегодно из страны уводятся 300 миллиардов долларов.