Но праздновать успех пока рано: решение тестируется и оставляет открытыми много вопросов. Скепсис, который лежит на поверхности, связан с тем, что человек в отличие от самой сложной и умной машины существо спонтанное: наши идеи и предпочтения имеют обыкновение меняться, иногда достаточно часто. Если я всю жизнь увлекался горными лыжами, не исключено, что однажды мне захочется погрузиться с аквалангом. Или весь год выбирал спортивную машину, а потом неожиданно решил купить велосипед. Сегодня меня интересуют инвестиции в IТ, а завтра это может быть фармацевтика или кораблестроение! А что если предпочтения меняются часто? Как быстро удастся «переключить настройки»? Или же технологии достигнут таких высот, когда начнут предугадывать желания человека?
Вторая проблема — это всячески муссируемый в последнее время вопрос онлайн-приватности. Найдется немало желающих бросить камень в инновацию, которая, с одной стороны, делает ваше общение с мировой Сетью намного эффективнее, а с другой — не оставляет иллюзий в твоей по сути полной онлайн-обнаженности. Но, может, это и к лучшему? Чем меньше иллюзий, тем проще жить. Чем быстрее мы смиримся с тем, что каждый наш шаг в Интернете оставляет след в мировой истории, тем быстрее научимся извлекать из этого и выгоду, и удовольствие.
Друг народа / Искусство и культура / Театр
Друг народа
/ Искусство и культура/ Театр
Как удается режиссеру Льву Додину нащупать пульс нашего времени?
Гастроли питерского МДТ — театра Европы, прошедшие в рамках фестиваля «Золотая маска», всегда вызывали интерес московских театралов, но, думаю, такого горячего приема, как этой холодной осенью, не было давно. И не только потому, что слух о двух последних громких премьерах уже долетел до столицы. Спектакли Льва Додина стали аргументом в нескончаемой дискуссии о смене поколений в режиссуре, о судьбе репертуарного театра и, наконец, о том, допустима ли современная трактовка классического произведения.
«Коварство и любовь» Шиллера и «Враг народа» Ибсена — спектакли, вышедшие один за другим. Для меня они соединились в своеобразную дилогию, хотя трудно было представить, что может быть общего между пылкой немецкой «Бурей и натиском» Шиллера и холодноватым норвежским ницшеанцем. Объединило их, как, собственно, всегда бывает на театре, чувство постановщика, стремящегося передать свое ощущение времени. Сюжеты могли оказаться и другими. Но если существует кастинг пьес в мировом репертуаре, то на сей раз он прошел блестяще. Обе драмы позволили Додину не столько высказаться (хотя элементы прямой публицистики есть), сколько нащупать нерв времени. Хотя постановки отделяет всего несколько месяцев, по ним, как по кардиограмме, можно проследить движение души от горечи к стоицизму отчаяния, когда в финале «Врага народа» доктор Стокман замирает с гневно воздетой к небесам рукой.
К дилогии Малого драматического театра можно было предпослать эпиграфом пушкинские строки: «Ума холодных наблюдений и сердца горестных замет». Ум, надо сказать, одно из сильнейших слагаемых режиссуры Додина, на мой вкус, порой подавлявшее иные стороны его дарования. На сей раз ум становится и предметом художественного исследования. Все герои драмы Шиллера умны, но по-разному. Мотив наивности снят. Даром, что ли, в первой же сцене мы застаем Луизу Миллер за чтением. Все рассуждения типа «ах, если бы молодость знала, если бы старость могла» исключены. Здесь молодость все знает, а старость все может. Свою интригу президент фон Вальтер, пожелавший, чтобы брак его сына укрепил мощь клана, ведет с равными противниками. Нет скидок на сентиментальную слепоту юной пары, не ведающей законов коварного мира взрослых, или мещанскую ограниченность Миллеров.
Режиссер строит мизансцены так, что сюжет разворачивается не только на глазах у публики, но и пред взором кого-то из персонажей. Вот Луиза приходит объясниться с леди Мильфорд, жениться на которой обречен Фердинанд. За их словесной дуэлью, что пьесой вовсе не предусмотрено, наблюдает старик фон Вальтер. Следить за его реакциями не менее интересно, чем за женским поединком. Елизавета Боярская и Ксения Раппопорт ведут сцену блистательно. Стоит расслышать, с какой интонацией Луиза на вопрос о возрасте отвечает: «Исполнилось шестнадцать». Стоит насладиться, как пробует на вкус Мильфорд слово «счастье», имеющее для героини Боярской единственный смысл, а для нее множество.