Итоги № 40 (2012)

— Я не считаю себя диссидентом. Просто иногда вижу чуть дальше, чем некоторые другие. Что касается ситуации с этим феминистками, по-прежнему убежден, что стратегически — в расчете не на одну неделю, а на месяцы и годы — моя позиция правильна. Я сразу тогда сказал, что будет грандиозный скандал, но именно в том случае, если будет жесткая реакция с нашей стороны. Ведь главная цель такого рода перформансов — реакция зрителей. И эта реакция была заранее запрограммирована. Зачем же вести себя подобно дрессированным собачкам? Могу лишь повторить сказанное тогда: будь я ключарем храма, я бы накормил этих девчонок блинами, выдал по чаше медовухи и пригласил бы зайти вновь, на чин прощения...

Лишь в одной перспективе можно счесть мою позицию ошибочной и церковно вредной. Если считать за благо превращение Церкви в политико-боевую единицу. Тогда все логично: чтобы добиться полного некритического послушания паствы, надо ее запугать. Для этого нужно указать ей на кольцо врагов и фронтов. Кроме того, надо ее малость задобрить, бросив лозунги, потакающие низким инстинктам. У большевиков это было «грабь награбленное», сегодня подобную роль может исполнить призыв «все на защиту поруганных святынь, бей осквернителей и критиков!». А потом видом этой истеричной толпы запугивать другие общественные силы и структуры... Логично, политтехнологично. Но очень цинично. Я не могу поверить, что таковы замыслы патриарха Кирилла, а потому и свою позицию не считаю предательской или диссидентской.

Я давно привык к тому, что кому-то из мирян или сослужителей мое поведение кажется неправильным. Привык и к тому, что по многим вопросам моя позиция, поначалу казавшаяся диссидентской и маргинальной, становилась более или менее общепринятой. Какая истерика была по поводу введения налоговых номеров и штрихкодов! Как меня тогда только не называли — и агентом ЦРУ, и антихристом... Сейчас утихло. Но извинений от былых хаятелей я так и не дождался.

— Всезнающая «Википедия» сообщает, что, учась в старших классах школы, вы выпускали газету «Атеист». Все верно?

— Это была стенгазета, висевшая в нашем классе. Выпустил я ее два, максимум три раза. Был тогда под большим впечатлением от творчества Марка Твена: перу этого писателя принадлежат не только замечательные истории из жизни Тома Сойера, но веселые сатирические зарисовки на тему религии. Несколько таких рассказов я, говоря современным языком, перепостил. В этом не было особого богоборчества. Просто моему подростковому умишку это показалось интересно и смешно.

— После школы был философский факультет МГУ — кафедра истории и теории научного атеизма. Сами выбрали специализацию?

— Увлечение философией было у меня, можно сказать, наследственным. Я вырос в академической среде: отец, Вячеслав Иванович Кураев, был специалистом в области формальной логики. Я очень любил подслушивать разговоры отца и его друзей... В общем, вопроса, на какой факультет поступать, не было. Но что касается кафедры, выбор по большому счету был случайным. Научный коммунизм отпал сразу — там не было ничего, кроме трескучей пропаганды. Отец, помню, показал мне на одного своего однокурсника и спросил: «Хочешь быть таким же?» Тот занимался как раз научным коммунизмом и отличался изрядным занудством. Я сразу сказал: «Нет-нет, не хочу». Логика и зарубежная философия выглядели более заманчиво, но беда в том, что на обеих кафедрах слишком хорошо знали моего отца. Не хотелось прослыть папенькиным сынком. Оставался научный атеизм. Идеологической шелухи, несмотря на «страшное» название, там было в общем-то не так много. По сути обычное религиоведение. Решил для себя: если мои будущие собеседники, религиозные авторы, меня переубедят, буду изучать религиозную философию. Если нет — материалистическую. И так и так интересно.

— По мнению некоторых ваших недоброжелателей, Андрей Кураев — вовремя сориентировавшийся карьерист. Почуял, мол, wind of change и из профессионального безбожника переквалифицировался в профессионального богослова.