Итоги № 39 (2012)

— Как вы вообще пришли в политику? Занимались тихо себе информатикой… 

— Через нее-то и угораздило. По образованию я математик. И во время эпохи диалектического материализма занимался применением математики в разного рода чуждых для нее сферах, как то: история, политология, психология, социология, педагогика. Причем если говорить о политологии, то, понятное дело, для внутреннего потребления в Советском Союзе не было этой дисциплины. Если и была политология, то ею занимались люди, изучающие политику за пределами СССР. Мой завкафедрой в Московском педагогическом институте свел меня с молодым человеком, которого звали Сережа Станкевич. Он занимался американским сенатом и хотел применять математические методы для анализа расстановки сил в нем. Мы со Станкевичем составили тандем, который получал довольно хорошие результаты. По крайней мере до сих пор наши наработки преподают социологам. 

А потом наступили бурные времена, появилась публичная политика и внутри России. В 1989 году она уже проявилась вовсю в форме борьбы за власть. И возникла идея, что тот опыт, который мы накопили за 10 предшествующих лет, изучая другие страны, можно использовать и у нас. У Сережи и у меня родился проект создания нашего исследовательского центра «ИНДЕМ» («Информатика для демократии»). В 1990 году он был зарегистрирован, и мы начали работать. Стали изучать нашу текущую политику. Больше всего она концентрировалась в законодательных органах — на съездах союзных и республиканских народных депутатов. 

— Кремль не трогали? 

— Тогдашний Кремль был неинтересным. Ну да, кулуары, аппаратные правила еще действовавшей КПСС... А депутатские съезды — это публично, открыто, понятно. И если что-то в стране менялось, то изменения шли оттуда. Мы начали публично представлять результаты наших исследований, что вызвало довольно интенсивный интерес и в прессе, и на телевидении. Появилась программа «Итоги» на НТВ, которую придумал Юрий Батурин и реализовал Евгений Киселев. Юрий Михайлович долгое время был его закулисным научным консультантом. Они начали приглашать экспертов, и я попал  в число приглашенных. 

Дальше идут бурные события 1991 года. Мы, конечно, участвовали в них. 

— В массовке?  

— Нет, почему же. Участвовали как исследовательский центр. Могу привести пример. Мы очень активно сотрудничали с Верховным Советом РСФСР, и в начале июля 1991 года к нам приходят несколько крепких молодых людей в штатском из Верховного Совета: «Мы из комитета по безопасности, у нас есть просьба: не могли бы вы изучить возможность военного переворота, его шансы, последствия и т. д.». А почему бы и не изучить? Давайте попробуем. Недели через две мозговых штурмов мы выдали им следующий результат: переворот не имеет шансов на успех. И поскольку с той стороны, которая может замыслить силовой сценарий, есть люди не менее умные, чем мы, и примерно так же оценят шансы, скорее всего, такого переворота не будет. Но мы ошиблись. 

— Переоценили противника?  

— Потом, уже попав во власть, я стал понимать, что далеко не всегда мнение экспертов учитывается. Причина событий августа 1991 года была ясна: для инициаторов переворота происходящее с Союзом было политически опасно, поэтому плевали они на рекомендации. Они это затеяли, а дальше произошло ровно то, что мы и предсказывали. Кстати, я 19 августа 1991-го на «Эхе Москвы» повторил наш прогноз: ГКЧП продержится лишь несколько дней... 

Следующая ступенька востребованности политических аналитиков  — конец 1992 года: поражение Бориса Ельцина на Съезде народных депутатов, когда он вынужден был сдать Гайдара в качестве кандидата в премьеры. Тогда умные люди внутри администрации, да и сам Ельцин, пришли к выводу, что у власти слаба интеллектуальная подготовка и нужно ее усиливать. Возникла идея президентского совета. В Кремле начали смотреть, кого в него приглашать, и наконец-то решили звать не только знатных писателей, но и профессионалов. А кто на слуху? Те, кто мелькает по телику. Вот так туда попали Паин, Мигранян, Караганов, Сатаров... Причем эта яйцеголовая часть совета была жизнью отделена от всех остальных фигур статусных и символических и очень активно вовлечена в работу службы помощников президента. Затем нас начали потихоньку из президентского совета перетягивать в состав самой кремлевской администрации. Сначала перешел Батурин, потом я, потом Паин со Смирнягиным. Первыми со мной беседовали Пихоя, Ильин, Кадацкий, Никифоров  — спичрайтеры Ельцина. Поскольку они люди пишущие, то оправданно считались в Кремле самыми умными. И они подбирали состав президентского совета. Тех, кого они отобрали, передавали в руки Илюшина, и если Виктор Васильевич ставил «клеймо», то все — человек в совете.