Итоги № 38 (2013)

Но не отпускать было нельзя. Если бы не было либерализации цен и торговли, в некоторых крупных городах голод бы наступил. Теперь это признают даже противники Гайдара. И не потому, что не было в стране ресурсов, а потому, что их в крупные города не могли вовремя доставить. Плюс никто ничего не хотел продавать по установленной сверху цене, когда она делала производство и торговлю убыточными. А если продашь по выгодной цене, то тебя за спекуляцию в тюрягу посадят. Единственный выход из положения — дать людям продавать то, что у них есть в загашнике, по свободной цене. Начиная со второго января около «Детского мира» бабки стояли: кто сигаретами торговал, кто посудой, кто иголками, кто нитками. Когда границы открыли, еще и челноки появились. И выживали люди за счет этого.

Хорошо помню, как министр экономики Андрей Нечаев командовал, какой корабль с зерном куда повернуть. Идет корабль из Канады в один город, а тут распоряжение: нет, поверни в другой, потому что там-то есть зерно, а здесь нет. То есть даже когда ресурсы были, система не работала, потому что всегда Госснаб все распределял. Представляете, номенклатура Госснаба СССР насчитывала 10 тысяч позиций. А по жизни своевременно обеспечить централизованные поставки по всей стране — сырья, материалов, топлива, различной продукции — было невозможно. Отсюда излишние расходы и бешеные потери.

Я застал времена, когда студентов и сотрудников НИИ посылали на картошку. Она в хранилищах на 50 процентов сгнивала. Потом неделю не мог отмыться после таких субботников. Поэтому проблема была не столько в нехватке ресурсов, сколько в системе управления, распределения.

— Кстати, почему Ельцин отставил Андрея Нечаева: не из-за ручных методов управления?

— Отнюдь. Я думаю, это политический размен был, как-то пар надо было выпустить. Нечаев был сильным министром, хорошо понимал экономику. Помню: он приходил на работу в здание теперешней Думы, бывшего Госплана и, бывало, по 3—4 дня просто не мог отъехать домой. Жена только рубашки чистые привозила поменять. Но существовало лобби из «красных директоров». Многих из них Нечаев и вся наша команда очень сильно раздражали. И Борису Николаевичу надо было искать какой-то баланс. Он хорошо понимал, что без реформ выжить нельзя, однако если сильно дать по лбу этим «директорам», то это вызовет повсеместную обструкцию и остановит реформы. Реально в СССР управляли страной, как вы понимаете, секретари обкомов и директора крупных предприятий. Если их как-то не ублажить, никакой реформы вообще не было бы. Отсюда, в частности, появилась компромиссная фигура Черномырдина, который вопреки ожиданиям одних и надеждам других блестяще справился с теми задачами, которые перед ним стояли. Обладая опытом крупного хозяйственника, он был глубоко убежден в необходимости радикальной реформы. При этом ему удавалось находить общий язык и выстраивать деловые отношения как с идеологами реформы, так и с бизнес-сообществом, директорским корпусом, губернаторами и партийными лидерами. На международном уровне весьма доверительные отношения у него сложились с директором-распорядителем МВФ Мишелем Камдессю, канцлером Германии Гельмутом Колем. В этом я неоднократно убеждался, участвуя в переговорах.

— Кто вас пригласил в правительство?

— Гайдар, конечно. Я начал работать при Гайдаре. Он же преобразовал Вычислительный центр при Минэкономики в Центр экономической конъюнктуры при правительстве РФ. Потом я работал в кабинете Черномырдина. У Егора с Виктором Степановичем сложные отношения были, но ради дела находили общий язык. Черномырдин назначил меня первым замминистра экономики, потом министром экономики и вице-премьером. Я его знал еще с далекого советского времени, когда он работал министром газовой промышленности. Был такой сверхдефицитный ресурс, как трубы большого диаметра, 1 метр 40 сантиметров. И на одном из заседаний Госплана я Степанычу предложил сделать расчеты по минимизации расходов. Есть большой трубопровод, и есть маленькие отводы от него: как проложить их на месторождении, чтобы минимизировать затраты? Другие министры меня посылали куда подальше с такими вещами. А Виктор Степанович вник в суть. Я ездил к нему, помогал все это считать, сэкономили огромное количество металла тогда. У него голова абсолютно экономическая была. Ельцин принял гениальное решение, назначив Черномырдина премьером. Степаныч гигантский вклад внес в то, чтобы реформы состоялись. Все-таки пять очень тяжелых лет он у руля стоял.

— Вы в экономическом блоке правительства за какой участок отвечали?

— Аналитика на базе статистики. Второй участок — прогнозирование. Тогда самые актуальные прогнозы были на квартал, в лучшем случае на год. Отвечал за макроэкономику, за промышленность, прежде всего оборонную и угольную.

— Черный вторник тоже прогнозировали?