Итоги № 20 (2012)

Тщеславный тиран и сластолюбец Аладдин с ярко выраженным «обобщенным» ближневосточным акцентом — едкая политическая карикатура, в которой узнаются сразу несколько одиознейших персонажей: Ким Ир Сен, которому фильм «посвящается», Усама бен Ладен, Саддам Хусейн, Муамар Каддафи, Башир Асад. Вспоминаются, конечно, и зловещие тени диктаторов XX века. А когда Аладдин коротким жестом руки у подбородка «подписывает» очередной приговор кому-то из своих подданных, товарищ Сталин не может не прийти на ум.

Сюжетно комедия построена как перекресток между «Крокодилом Данди» и «Поменяться местами». Верховный правитель едет в Нью-Йорк задать перцу Западу программным выступлением в ООН. Злокозненный визирь в исполнении Бена Кингсли подменяет его на двойника, чтобы завладеть властью в Вадийи. Лишившийся магической бороды, а заодно мундира и статуса, никому не нужный диктатор пытается приспособиться к порядку вещей непривычной ему западной цивилизации.

Как и ожидалось, Коэн на полную катушку использует мандат вседозволенности, который он сам себе выписал. Как и в «Борате», он бьет из сатирических орудий по самым неприкосновенным постулатам политкорректности. В фильме есть эпизоды, которые трудно даже бегло описывать, оставаясь в рамках пристойности. Смысловой апофеоз ленты — горячий монолог Аладдина об «отличиях» политической системы США от ближневосточной диктатуры. Обличительный пафос в том, что отличий как бы и нет вовсе. Главные политические стрелы летят, конечно, в республиканцев.

Что заметно — «Диктатор» тщательно обходит тему религии. Радикальный исламизм — единственная цитадель, которую Коэн не пытается сокрушить. Ислам не упоминается вовсе. Ни одна из троп фильма не ведет в мечеть.

Мотивация? Яснее ясного: при всем его авантюризме жизнь Коэну дороже любой славы. Судьба другого вольнолюбивого британца, писателя Салмана Рушди, вынужденного скрываться от смертного приговора аятоллы Хомейни, ему явно не улыбается. Года два назад своими рискованными хохмами Коэн сумел рассердить палестинских экстремистов, которые пообещали расправиться с зубоскалом. Обозреватели сравнивают Коэна с Чаплином, который в «Великом диктаторе» зло высмеял Гитлера. Новый «Диктатор», может, и невеликое произведение, но явно возьмет города, то бишь мировой прокат.

Увы, хохмы Аладдина не всегда легко конвертируются на русский, особенно когда они высмеивают чисто американские реалии. Как говорится, непереводимая игра слов. Интересно даже, как выкрутятся русские переводчики фильма.

Нью-Йорк

Старые песни о новом / Искусство и культура / Exclusive

Старые песни о новом

/ Искусство и культура/ Exclusive

Музыкальный продюсер Леонид Бурлаков: «Мы — нация нахлебников. Получили богатство, но используем его не для новых концепций и проектов, а чтобы хорошо прожить один день. Отсюда и музыка, от которой атрофируются мозги»

 

Леонид Бурлаков стоит у истоков явления, которое называют русским роком 90-х. В будущих рок-энциклопедиях Бурлакову наверняка отведут не менее почетное место, чем Юрию Айзеншпису, раскрутившему группу «Кино». Не будет преувеличением сказать, что Бурлаков — человек, определивший музыкальное лицо десятилетия, подаривший публике «Мумий Тролля» и Земфиру, на которых фанаты буквально молились в период миллениума. О том, как создавались главные рок-проекты 90-х, почему сегодня знаменитый продюсер выбрал себе амплуа рок-оппозиционера, он рассказал «Итогам».

— Леонид, как вы заболели роком?

— Мы жили во Владивостоке, отец по морям-океанам ходил. Однажды я увидел у него на столе кассету с роботом, который протягивает руку и хватает людей. Потом узнал, что это была группа Queen, и попросил привезти еще две пластинки — ABBA и Boney M. В пятом классе увлекся диско, а в конце седьмого уже сам устраивал школьные дискотеки. Меня за это хвалили.

— Хвалили? А как же прозвище Cпекулянт?

— Это тоже правда. Директриса каждый день лично стояла на входе и проверяла мой портфель, чтобы я не таскал в школу иностранные пластинки. Когда мне все же удавалось пронести в храм знаний эту заразу, вокруг собиралась куча народа. Звонки звенели не для них. Никто ничего не слышал... Маму постоянно вызывали в школу, чтобы сделать страшные глаза и сказать: «Ваш сын — барыга. Он позорит светлый образ советского школьника». В какой-то момент ко мне примкнул Лагутенко. Мы стали регулярно ездить на Озера.

— Что это такое?

— Приморский вариант вашей «Горбушки». Однажды мы набили сумки товаром и собрались в путь. Выходим из трамвая, а нам навстречу знакомые: «Тормозите, ребята, приехали». Что такое? Выглядываем и видим картину: милиция всех наших выстроила в ряд, как на плацу. Перед каждым лежит стопка его пластинок. А они смотрят и по списку проверяют, у кого что. Если «плохие» группы — сразу ломали о колено. А «хорошие» отдавали прямо в руки. Мы, конечно, на трамвай и домой.