Итоги № 24 (2012)

— Почти каждый год во время отпуска. Его не раз предупреждали, что в Советский Союз ездить опасно, об этом недвусмысленно намекал в письмах и мой дед Алексей Крылов. Конечно, он не мог прямо написать в своем письме обо всем, что происходило в России, поэтому речь шла о сильных морозах и тому подобной чепухе. Тогда родители к настойчивым предостережениям деда прислушались, но в последующие годы несколько раз ездили и благополучно возвращались. Бдительность притупилась. В очередной раз они отправились в СССР в конце лета 1934 года. Мы с братом остались в Англии с няней и бабушкой Елизаветой Дмитриевной. На этот раз опасения деда сбылись: отца задержали в России, и мать через несколько месяцев вернулась в Кембридж одна. Для отца это был колоссальный удар: неожиданно прекратилась его успешно продвигающаяся работа в новой, специально для него построенной лаборатории, где должны были проводиться исследования в сильных магнитных полях и при низких температурах. По драматической переписке родителей того времени видно, какой непростой была ситуация. Но для нас жизнь почти не изменилась, только по отцу мы, конечно, скучали. Когда переезд в Россию был уже делом решенным, мать ненадолго съездила туда, чтобы окончательно понять, можно ли нас перевозить: они с отцом сначала боялись и хотели оставить нас в Англии в каком-нибудь хорошем пансионе. Но в конце концов решили, что лучше всем быть вместе. Для нас с братом переезд в Россию стал просто переменой обстановки.

— Наверное, разница с Кембриджем была очень заметна?

— Наш новый московский быт мало чем отличался от английского. Пожалуй, несколько изменился распорядок, и одежда была немного другой. Обязательной частью обуви стали галоши, а зимой еще и валенки. Хотя английский стиль одежды тоже сохранялся: на удивление московских сверстников, мы носили короткие штаны и гольфы, а отец ходил в бриджах с тростью.

Встал вопрос о том, что мне как-то надо продолжать учиться. До этого я один год ходил в английскую школу. Там нас заставляли считать на пальцах, полагая, что это естественный калькулятор, приложенный к человеку. Однако это было противно идеям советской педагогики. Мои представления о русском языке тоже были весьма приблизительны, и, прежде чем пойти в московскую школу, я около года занимался с учительницей. Она меня обучала русскому языку и арифметике так, как учили в советских школах. Потом я начал изучать немецкий. Надо сказать, учился я не очень прилежно, мне нравилось пугать пожилую немку: я раскрывал перочинный нож, точил по столу и угрожающе на нее смотрел.

Наконец осенью 1937 года я поступил в школу в 3-й класс. Со мной в классе учились дети Микояна, очень симпатичные ребята, и племянник Кагановича. Был такой случай в пятом классе, когда я с криком «Бей наркомчиков!» набросился на них, чем и прославился. История закончилась тем, что меня перевели в другую школу.

— Война сильно изменила вашу жизнь?

— В октябре 41-го мы уезжали, собственно, бежали из Москвы. Тогда было абсолютно непонятно: сдают Москву, не сдают Москву, паника была совершеннейшая. Добрались до Горького, а потом пересели на пароход и уже по Волге доплыли до Казани, куда до этого был переведен институт отца. В Казани нас поселили в помещении бывшей дворницкой университета. Мы жили внизу, а на втором этаже — семья академика Чудакова.

В подвале университета отец устроил хорошую баню (вшивость ведь была очень опасна) и нормальную уборную, такой гигиенический узел. Я часто вертелся в помещениях института и однажды вижу — по коридору идет старичок, очень почтенный. Подходит он ко мне и говорит буквально следующее: «Мальчик, я слышал, что здесь где-то есть теплый туалет». Это был президент Академии наук Владимир Комаров, выдающийся ботаник и географ, собственной персоной. Точно как в сцене, свидетелем которой был когда-то Дельвиг: в лицей приехал Державин и спросил у швейцара: «А где, братец, здесь нужник?» После долгого путешествия из Петербурга в Царское Село он был очень озабочен этим вопросом.

Квартира моего деда Алексея Николаевича Крылова была на другом конце города, и он иногда оставался ночевать у нас в университете. В то время он заканчивал работу над своими воспоминаниями и читал нам вслух только что написанное. Часто не было электричества, только маленькие коптилки, при тусклом свете которых он, похожий на библейского старца, читал глуховатым голосом замечательную историю своей жизни, а мы сидели у его ног.

— Где вы получили высшее образование?