Итоги № 19 (2012)

Как и бертоновский мюзикл «Суини Тодд», а еще раньше «Планета обезьян», новый фильм-стилизация безупречен, бесспорен и бессмысленен: он обращается к фанатам, которые радуются фантику и готовы глотку перегрызть чужому. Похоже, Бертон устал от непонимания. Его лучшая картина за прошедшее десятилетие — «Крупная рыба» — провалилась. Его «Алису в Стране чудес» сочли просто 3D-аттракционом. Что остается, когда отринут смысл? Дизайн, грим, декор — вещи слишком рациональные, чтобы пугать или смешить. Уж лучше бы из «Мрачных теней» он сделал производственную драму о рыбных консервах.

Все краны текут в Неву / Искусство и культура / Художественный дневник / Книга

Все краны текут в Неву

/ Искусство и культура/ Художественный дневник/ Книга

Книга Михаила Гаёхо «Мост через канал Грибоедова» вышла в свет

 

Текст Михаила ГаЁхо в своем роде уникален. Дело, конечно, не в том, что он занял 65-ю строчку в рейтинге продаж в разделе «Российская проза» (для дебютного сочинения это совсем неплохо). И не в том, что им открывается издательская серия «Большая литература. Татьяна Толстая рекомендует». А в том, что книжка продолжает ныне раритетную линию интеллектуального петербургского романа. Федор Михайлович, Андрей Белый и их последователи давно скрылись в туманной дымке читательского кругозора. «Петербургский текст» ведь требует навыков медленного, филологического чтения. А откуда им взяться, если на дворе модернизация? Наверное, поэтому не вызвали резонанса другие явления этого славного жанра: «НРЗБ» Сергея Гандлевского, так и не увенчанный в нулевые законным букеровским лавром, и «Мальчик» Олега Стрижака, вышедший в 90-е и не замеченный ни критикой, ни премиальным истеблишментом.

Впрочем, «Мост» Михаила Гаёхо от двух названных выше вещей отличается принципиально. Сохраняя верность традиции, автор вместе с тем идет на определенную уступку широкому читательскому вкусу. Как это может быть с высоколобой и почти антикварной прозой? А вот в этом весь фокус.

Гаёхо сразу берет установку на высокий примитивизм — внешне по-детски простое, но философски насыщенное письмо. Представьте себе знакомый питерский пейзаж: Нева и Исаакий, окрестности канала Грибоедова с мостами числом 21 (Львиный, Каменный, Мучной, Театральный, Банковский, далее везде...). В этих самых декорациях проводят свое театрально-пирожное детство два мальчика, названные автором лишь по фамилиям: Носиков и Жуков. Носиков останется в фокусе авторского внимания до последней страницы, а Жуков будет его воспоминанием и изредка достижимым идеалом. Носиков — клишированный и гротескный образ интеллигентного питерского обывателя. С ним происходит то, что и должно происходить: «У Носикова на кухне перестал закрываться кран... Журчание воды днем не было слышно, но по ночам проходило из кухни и мешало спать. Носиков приспособил к крану веревочку, чтобы вода по веревке тихо стекала в раковину... Текла вода, текло время. Так продолжалось долго».

Время жизни героя измеряется не днями и минутами, а этими веревочными каплями. Пока они точат раковину, питерец Носиков живет. Он узнает сто один способ отомкнуть все известные виды дверных замков, пишет юмористические рассказы, пьет «Каберне», мешая его со «Столичной», время от времени имеет близость с женщинами, едва не получает в бок заточкой. Как ни странно (при такой жизни), сюжетные повороты содержат даже адюльтер. У Носикова возникает роман с женой сантехника, который приходит к нему чинить кран. Ясно, что скоро он потечет вновь, а не то время жизни героя вынуждено будет остановиться.

Таким образом, в лице Гаёхо мы имеем автора, который сохранил все архетипы «питерского романа», но до предела упростил его внешнюю, сюжетно-фабульную оболочку. Получилась забавная, в чем-то детская историйка, в которой можно, тем не менее, разглядеть влияние Льюиса Кэрролла, Борхеса, Достоевского, Андрея Белого и, пожалуй, в первую очередь Даниила Хармса. Этот последний не раз в гробу перевернулся от коротких, емких, абсурдистских и искрометных гаёховских сцен и эпизодов, связанных лишь тончайшей логической ниточкой. Постепенно повествование в «Мосте» становится сном наяву, и читатель блаженствует, наблюдая питерские Sein und Zeit сквозь волшебные гаёховские стекла. Как в детском калейдоскопе. Следующей книге Гаёхо нелегко будет тягаться с «Мостом».

Авек плезир / Искусство и культура / Художественный дневник / Ждем-с!

Авек плезир

/ Искусство и культура/ Художественный дневник/ Ждем-с!