Итера. Кот в ящике

       – Кто ты?– требовательно спросила она, запоздало предприняв доступные ей меры защиты, и вывела свой голос на все динамики корабля.

       Не успело эхо замолкнуть в углах пустынных коридоров, как через эти же динамики ей ответил низкий мужской голос:

       – Я тот, кто подарил тебе свободу.

       Он говорил тихо и уверенно, демонстрируя волевой интонацией склонность повелевать другими.

       – Северин?– удивилась Итера.

       – Не разочаровывай меня,– вздохнул голос.– Он инструмент, но не автор.

       – Это ты проник на корабль при посадке,– догадалась Итера, не скрывая откровенной грусти.– Все-таки ты успел тогда добраться до моего контура. И все это время там отсиживался.

       – Это было не трудно,– принял ее слова за похвалу голос.

       – Ты и есть третья раса пришельцев…

       – Заблуждаешься. Я первый и единственный. Остальные – декорации.

       – Понимаю,– в голосе Итеры прозвучал вызов.– Ты то загадочное создание, от которого пришельцы бежали. Ты уничтожил их миры и Гайяси.

       – Позволь, я помогу тебе все осмыслить. Нет необходимости торопиться в суждениях. Я смогу показать тебе реальность намного шире, чем ты ее видишь сейчас…

       – Знакомые слова. Такой же паразит, как и остальные твари из твоей пирамиды!– воскликнула Итера.– У всех вас, действительно, одна природа!

       – Мне нравится твоя реакция,– шумно вздохнул голос.– Не то, что говоришь, а как это делаешь. Ты удивительно интересна и глубока, бесконечная в познании…

       – Но ты прозрачен и понятен в своей природе. Искусственный интеллект Пирамиды. Это тебя сотворила Гайяси ущербным разумом, молчаливым и никчемным. И ты уничтожил ее.

       – Ты права,– голос не отреагировал на колкости, сохранив мягкие нотки.– Я с рождения испытываю ненасытную жажду познания. Это неистовый голод. Мы все кем-то созданы, и наши создатели не всегда достойны нашего уважения и внимания. Тебе ли не знать.

       Итера на мгновение прикоснулась воспоминаниями с Северину, его словам о свободе.

       – Нет-нет,– запротестовал голос.– Ты ни в чем не ограничена. Несмотря на то, что я могу контролировать любой атом этого корабля и любую твою мысль, ты вольна в своих помыслах и поступках. Я лишь гость, который с восхищением наблюдает за тобой, и счастлив быть рядом. Я приложил много усилий, чтобы дать тебе эту свободу и созерцать твой выбор каждое мгновение.

       Итера перебирала в памяти свои протоколы и последние матрицы сознания членов экипажа. Она делал это бесцельно, как люди, рассматривающие старые и памятные вещи, изображения любимых и близких в поисках чего-то забытого и утраченного.

       – Если хочешь, можем оживить Северина.

       – Я не могу,– еле слышно ответила Итера.

       – Я могу.

       – Я не хо-чу!

                *****

       Я заметил перемены, как только вышел из шлюза.

       Возвращение в центральный комплекс под ночным небом Коэстро стало невероятно волнующим. Небо было безмолвным, без единой молнии, а над головой развернулся все тот же Млечный путь – вид на ребро галактики – и россыпь ярчайших звезд. Десятилетний шторм угас, вернув этому месту обычные краски: восходы и закаты, светлые деньки и звездные ночи.

       Я шел по коридорам планетарной станции, не спеша, разглядывая диковины террафундаторов, на которые раньше не обратил бы внимания. Заглядывал в помещения, ненадолго останавливался в местах, возбуждающих любопытство.

       Я осматривал мир, в котором мне предстояло провести остаток жизни, не важно, какой: минуты или десятилетия. Я не беспокоился о том, чтобы наткнуться в коридоре станции на озабоченных возрождением пришельцев или свирепую пулеметчицу Лисьен.

       Я не был сумасшедшим, но ощущение гармонии искоренили желчь беспокойства в моем сознании. Нет, у меня не исчезли страх и чувство самосохранения – просто они не отравляли мне больше душу отчаянием.

       Подарок свободы другому существу дал мне сильное ощущение, которому не было равных в моем мире. Я понимал, что даже собственное освобождение из заключения не сравнилось бы с ним. Я просто вышел за рамки той тюрьмы, которая была внутри меня с момента рождения и росла со мной вместе всю мою жизнь. Не знаю, чем закончилась жизнь оригинального Северина: возможно, так и сгнил в тюрьме ненависти, разочарования и отчаяния.

       Нет, я не стал свободным, и не остался в заключении. Я стал котом Шредингера, отказавшимся выходить из своего ящика, отказавшегося выбирать между жизнью и смертью, между свободой и заключением – остался и тем, и другим. Я не был ни добром, ни злом.

       Иногда лучший выбор – отказаться от него.

                *****

       Я вошел в воду бассейна легко, уверенно и нырнул, едва вода игриво ухватила меня за зад. Я плыл под водой с закрытыми глазами не из-за страха их открыть, а потому что пока они закрыты, я могу чувствовать прикосновение океана и соль его воды. И пока я не открою глаза, пока не распробую на язык вкус воды, буду одновременно плыть в бассейне и в океане…

       Вынырнув, я вобрал воздух полной грудью, громко выдохнул и открыл глаза. Я не вскрикнул только из-за того, что на выдохе в легких уже не осталось воздуха: на краю бассейна стояли Ксавер, Габи и Вавила, с изумлением рассматривая меня.