Читаем Итальянские каникулы. Чао лето! полностью

Тут как назло на трех языках объявили про тот самый, из Белграда. Я уронила трубку и закрыла уши. А когда снова приложила ее к уху, в ней было тихо: ни гудков, ни вообще никаких звуков.

      Я почти не дышала, но на том конце точно должно было быть слышно, что здесь кто-то есть.

– А-ло, ма-ма, – слогами прошептала я.

      А там снова цок. И короткие гудки.

      Я буськнула их через провода, повесила трубку и пошла выпрашивать у Эдика шоколадку.

      Дело в том, что звездочет сказал мне еще кое-что, но Эдик меня сильно не расспрашивал, поэтому и рассказывать было ни к чему. Поэтому я написала список, как мама когда-то, и все зашифровала. Придумала свой собственный тайный код. А еще взяла с собой свой гороскоп и далматиновый блокнот для хроник. Они-то точно помогут мне помнить о главном – что мне нужно кое-что исправить.

      Единственный, кого я узнаю в толпе, это Митя. Хорошо, что Лёля полезла проверять мой паспорт в своей огроменной сумке, потому что я застыла и свыкаюсь с мыслями, что:

      Митька дорос до меня и стал симпатичнее,

      но дурацкая стрижка «под горшок» все портит,

      и что он вообще здесь делает, если его родители стоят рядом!

– Лёль, – тяну руку к Лёле, но голова не слушается, и я все еще таращусь на димкину шевелюру, – теть Лёль, а они тут как?

– Нашла! – отзывается Лёля. – А?

– Митька, – шепчу я, – со своими.

– А, Тараненко, видела в списках. Это все программа.

      Значит, думаю, все по-прежнему решается неправильно. Быть сиротой никакая ни привилегия, и все же программа, она… для нас. Саньку с Никой ведь не взяли в этом году. Я даже Эдика заверила, что в этом году все должно быть по справедливости, и пять дала. Оказывается, нет.

      И как мне теперь быть: то ли ненавидеть Митьку (хотя он наврядли что-то знает про пороки программы), то ли идти приветкаться, потому что это же он, а не кто-то другой – мой сосед через двор, с которым мы в «вышибалу» играем и в карты рубимся?

      Пока я решаю, димкина мама сама подходит к нам и сходу прижимает меня к своему боку. Тут же прощаю Митьке все италии мира.

– Катенька! Лёля! А я думаю, может обозналась.

      У митькиной мамы стрижка прямо как у моей, и пахнет она пенкой с ягодной пятиминутки. Как же тебе повезло, Митька. Лёля начинает болтать про жару и детей, которые не могут научиться отвечать за себя. Это она про меня, конечно. Любит гаечки крутануть.

– Жизнь такая длинная, а мир такой большой, – отвечает ей митькина мама и выпускает меня обратно этот самый мир.

Лёля айкает и смотрит на меня сердито.

На прощание Лёля жмет мне руку:

– Я глобально за тебя, – говорит она. – Все, пока.

– Ага, пока, – отвечаю я и решаю больше не писать Лёле писем.

Летели мы по всем правилам: пристегнуть-отсегнуть-вода-орешки-туалет занят. А вот уже и закрыт. Митька летел в первый раз, и я пропустила его к окошку, хоть и сама хотела на облака смотреть. Он совершенно не знал чего ждать, и я ему даже завидовала. Хотела выдать все как на духу, про щепки, поцелуи, улыбки и душ, но Митька ничего не спрашивал, а навязываться я умею только если мне что-то нужно. А мне и было. Хотелось казаться взрослой и продвинутой (старше я точно, у Митьки день рождения в декабре, а у меня летом, так что тут мне плюс балл сходу). С умом сложнее – надо было блеснуть, рассказать невероятное, удивить, ошарашить, напугать.

Я откинула голову на подголовник, опустила плечи – хотела почувствовать вес своей головы. Не вышло. Положила голову на согнутую в локте руку – вот так получше, голова тяжелая, но не слишком, надеюсь, между Эйнштейном и Менделеевым, снова откинулась – до Тургенева мне, конечно, далеко, но и так сойдет.

– Дим, ты думаешь, как там?

– А что думать. Как будет, так и есть.

– Ты же к чужим людям едешь, они тебя кормить будут. Может даже невкусно.

– Не может быть, я все люблю. А чужие, это сначала. Главное – молчать, – и он растянул такую лыбу, что я свою еле сдержала, а потом завязал ее на узелком на губах.

– По-другому и не получится, – сказала я уже себе, но Митька все равно услышал и закивал.

Ну и кто из нас умнее? Он и без всех моих подсказок всю кухню знает. Может ему кто рассказал уже? Может даже что-то такое, чего я не знаю? Димка вгрызся в остатки самолетного сэндвича. Я упаковала свой в пакетик и сложила в карман рюкзака. Мы были так далеко от дома, от понятных завтрако-обедо-ужинов и перекусов, что мне вдруг стало слезно. Сейчас точно потекут, поняла я.

– В чем твоя суперсила, Мить? – спросила я, чтобы не думать о своей суперслабости.

– В убыбке, – ответил Митька с набитым ртом и продемонстрировал ее. – Как тебе такое, ик?

      Кусочек салата застрял между передними зубами, я скривилась в ответ.

– Тренируйся на котах, – отмахнулась я и достала из рюкзака газетную вырезку.

      Это мой гороскоп, и в нем все – правда. Но я все равно собираюсь проверить некоторые неясности на практике. Например, что я:

      подвержена бессоннице,

      должна часто бывать на свежем воздухе и принимать воздушные и солнечные ванны,

      чаще, чем другие знаки Зодиака, попадаю в неприятности,

      стремлюсь располагать собой,

      чувствительна и непостоянна,

      находчива и изобретательна,

Перейти на страницу:

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное