Исцели меня

— Нет, — спокойно отвечаю я, пропуская мимо ушей первую фразу.

— Пить?

— Нет.

— Не хочешь или нельзя?

— Не хочу.

— А что хочешь? Только без произнесенных имен на букву «С».

— Хочу залезть тебе в голову и узнать на кой черт я тебе сдалась. Устроишь?

— Женщинам лучше не знать, что творится в голове у мужчины. Равно как и наоборот. Поэтому нет — не устрою.

— Я не верю в твой альтруизм.

— Мне до альтруиста, как до неба. Я — эгоист.

— Вот так прям стало понятнее. А у тебя вообще есть родственники?

— А чего это ты вдруг заинтересовалась мною?

— Да прям заинтересовалась. Просто надо знать с кем делить имущество после росписи. Ну если ты того.

— Того?

— Помрешь раньше меня.

— И не надейся, у меня четкая и длинная линия жизни.

Плакать надо бы от происходящего абсурда и от того, как все сложилось, а мне почему-то весело. Я вполне реально смеюсь.

— Рад тебя видеть такой, но от чего ты смеешься?

— Ты реально веришь в какие-то линии на руке? Ты?

— У меня было много времени. Я развлекался как мог, — вполне искренне улыбается Бестужев. — Хорошо изучил линию судьбы. И все сошлось.

— Это как?

— Все просто, — пододвигает ближе надувное кресло и садится впритык ко мне. — Вот смотри, видишь эту линию, она короткая и от нее отходит еще много маленьких линий, — демонстрирует мне свою ладонь.

— Вижу, ну и?

— Это линия судьбы.

— Какая-то жопная у тебя судьба.

— На самом деле я тоже так подумал, пока хиромант онлайн не интерпретировал это по-другому.

— Хиромант онлайн?! Господи, прости, — ржу в голос. Так, что похрюкиваю как в былые времена.

— Это означает только то, что я не выбрал одно дело по жизни. А ведь так и есть, все чем я когда-либо занимался — это разные отрасли. Нет ничего, за что бы я зацепился навсегда в плане карьеры. У меня ее нет. Я просто зарабатываю деньги. Если без шуток — хиромантия затягивает. Дай мне свою руку, — вполне серьезно произносит Глеб и сам берет мою правую ладонь. — Смотри сюда, — проводит кончиком указательного пальца. — Это линия жизни. А вот здесь видишь глубокое ответвление вниз.

— Ну и?

— Если провести вот от этого пальца к этому ответвлению — то можно примерно сказать возраст. Не веришь — посмотри на досуге. Двадцать лет, ну примерно. Это глубокое ответвление и есть та твоя авария. Но дальше, если ты заметишь, линия жизни четкая, — проводит пальцем вниз. — Не прерывается. А вот здесь чуть дальше видишь ответвление вверх на линии жизни?

— Ну пусть будет — да.

— Это очень хорошо. Интерпретировать можно по-разному, но в целом это жизненный подъем. В какой именно области — это уже мне неизвестно.

— Да ты прям хиромант, — на мое насмешливое «хиромант» Бестужев никак не реагирует. Просто потому что он слишком увлечен рассматриванием моей ладони. И то, с каким усердием он это делает, подтверждает, что он не шутит.

— Этому нужно слишком долго учиться. В моем случае — это было просто приятным времяпрепровождением. Только и всего, — одергиваю свою ладонь, как только понимаю, что ведение пальцем напоминает уже не рассматривание линий, а тупо поглаживания. — В жизни очень много интересных вещей, которые могут отвлечь человека и помогут скрасить ему досуг. У тебя есть голова и руки. Надо пользоваться всеми возможностями, которые тебе предоставляет жизнь. У других и этого нет. Попробуй найти что-то для себя, а не зацикливаться на плохом.

— Да ты отменный психолог. Может, ты еще и психологию начнешь изучать углубленно на досуге?

— То, что мне нужно в психологии я давно изучил. Иначе не имел бы всего того, что есть. Остальное меня не интересует.

— Кстати, не только ты у нас всезнающий и всепонимающий, думаешь я не заметила, как ты ловко ушел от вопроса про родственников?

— Разве я уходил? — приподнимает брови.

— Совершенно точно уходил.

— Тебе показалось. Не бойся, тебе не придется испытывать муки перед знакомством с моими родителями. Как и притворяться любящей невесткой. Мои родители давно умерли.

— От чего?

— Обычно люди говорят — «ой прости, я не знала», «ой, прости, мне очень жаль».

— А я необычная. Чего мне церемониться? Долой притворство. Мне интересно, поэтому и спрашиваю.

— Папа — от последствий аварии, не сразу, четыре года лежал. Мама от онкологии, за пару месяцев до папы.

— И как давно это было?

— Умерли? — задумчиво хмурит брови, потирая ладонью лоб. — Лет пятнадцать назад.

— Понятно. Ну вот теперь извини.

— За что?

— Не знаю, — бурчу себе под нос, откидывая голову на сиденье. А сама принимаюсь считать. С чертовой математикой всегда были не лады. Пятнадцать и четыре года лежал — это девятнадцать лет назад. Тридцать пять минус девятнадцать… черт, сколько же это будет? Загибаю пальцы как первоклашка и считаю. Вот дура! Тридцать пять минус двадцать — пятнадцать. Прибавь один, кретинка, и получишь шестнадцать. Пора возвращаться в начальные классы.