«О чем я еще думаю? Главное, снять с себя тяжесть такого греха! А то, что обо мне будут потом плохо думать… Ну и пусть. Так мне и надо! Заслужил!»
И мысли сразу перестали бежать, точно колесо, в котором они вращались, внезапно остановилось.
Осталась только одна, которая стала безраздельной владычицей всего его существа:
«Успеть!..»
Ходивший всегда на таинство исповеди — высокое положение обязывало! — исключительно к благочинному, Александр слышал, что отец Лев любит, чтобы исповедующиеся, испытуя накануне свою совесть, записывали для памяти свои грехи. Правда, потом он заставлял откладывать этот листочек в сторону, называя его шпаргалкой. И требовал, чтобы они говорили не по бумажке, а о том, что в первую очередь тяготит, мучает, терзает их душу, с чем они готовы бороться до крови, до конца, и подглядывать в нее только в том случае, если вдруг что-нибудь позабудут.
Вспомнив это, Александр взял на столе в церковной лавке листок для записок о здравии и написал один-единственный грех:
«Согрешил блудом».
— Так… — прочитав это, кивнул, будто убеждаясь в чем-то, отец Лев. — Значит, согрешил?
— Да. Блудом…
Александр ожидал, что сейчас начнется шторм, ураган, цунами или еще что-то в таком роде, если не хуже. Но священник неожиданно отложил записку и совершенно без гнева, Александр с изумлением увидел в его глазах, то чего никак не ожидал увидать — понимание, тихо сказал:
— Я давно уже наблюдаю за тобой. Все опасался, что этим все и закончится. И оказывается, не ошибся!
Александр вопросительно взглянул на священника. Тот показал глазами на записку и спросил:
— А почему ты написал один только грех? У тебя что — других больше нет?
— Конечно, есть, — с удивлением пожал плечами Александр. — Но ведь этот — самый страшный и… главный!
— Ты в этом уверен?
Отец Лев знаком попросил Галину Степановну, чтобы та читала молитвы перед святым причащением погромче, и, словно располагая к задушевной беседе, неторопливо сказал:
— Видишь ли, такому греху, как блуд, обычно предшествует гордыня. Человек не замечает ее, думает, что праведен, и Господь тогда попускает ему пасть, чтобы тот понял всю плачевность своего духовного состояния!
— Да, я читал об этом, — согласился Александр. — Но тут все произошло совершенно случайно.
— Да нет для православного человека такого слова, как «случайность»! Его придумал враг нашего рода — сатана! — поморщился отец Лев. — И это одно из самых удачных его изобретений. Потому что, веря в случайности, мы забываем, что все, что происходит с нами — бывает только по Промыслу Божию, по его благословению или попущению! Лист с дерева, и тот не падает без воли Божией! А тут — человек!
— Ну, тогда я хотел сказать, что это исключение! — согласно кивнув священнику, поправился Александр.
— То есть, ты считаешь, что гордыни у тебя нет? — на всякий случай еще раз уточнил тот.
— Да! — подумав, решительно сказал Александр.
— А вот тут-то враг тебя и поймал! — больно ткнул его указательным пальцем в грудь отец Лев.
— То есть, вы считаете, что она у меня — есть?.. — растерянно пробормотал Александр.
— Я считаю?!
Отец Лев огляделся, но понимая, что во время таинства исповеди никого не призовешь в свидетели, проговорил:
— Да видел бы ты себя со стороны! Ты уже приехал с задранным носом — как же, после монастыря! А с каким видом стал выслушивать поздравления, что Вере лучше? Ты держался так, будто это ты, а не Господь Бог продлевает ей жизнь и, как знать, может, и правда, совсем исцелит! А каким тоном ты называешь себя главным редактором епархиальной газеты? Министры позавидуют! И это в то время, когда ты руководишь ей лишь формально. А фактически главным редактором является отец Игорь. Он отвечает за газету и руководит ею, и только просто из смирения и желания, чтобы ты, как профессионал, сделал все в лучшем виде, входит в нее как простой член редколлегии! Я уж не буду говорить о том, как ты превозносишься своим умением читать перед Галиной Степановной, перед сторожем, строителями, подчиненными… Или мне продолжать?
— Нет! — отрицательно покачал головой сникавший с каждым словом священника Александр. — У меня к вам только одна просьба!
— Пожалуйста! — охотно согласился отец Лев. — Какая?
— Можно я немного добавлю в этой шпаргалке?
Александр кивнул на лежавший на аналое листок и, не дожидаясь согласия, быстро достал из кармана авторучку и над словом «блудом» приписал «гордыней».
— Вот, — сказал он. — Каюсь в том, что согрешил блудом и гордыней. А еще — гневом, раздражением, маловерием, чревоугодием, осуждением, — вспомнив, что плохо подумал однажды об Алеше, добавил он. — Человекоугодием, а не Богоугождением, то есть не смог решительно отказать человеку, соблазнявшего меня на грех. Еще — празднословием, нетерпением, ложью — старое удостоверение, пусть даже и в благих целях, выдавал за ныне действующее, унынием — это когда узнал, что книга не будет напечатана в газете, лицемерием, то есть не выполняю сам то, о чем пишу в статьях и книгах и чему поучаю людей…