Большое значение в процессе воспитания имели взаимоотношения индивидуума и общества. По этим вопросам мне приходилось много спорить, особенно с интеллигентами. И я раньше считал, что вопросы профессии, понятия чести – глубоко личная область, а политика – сфера неличного. Ужасы военной жизни изменили такой взгляд на вещи и события. Такой подход ко всему был не что иное, как самообман. Смысл жизни – не в личном благополучии, а в борьбе за благо человека и общества. Невозможно жить в мире изолированно от политики. И верным компасом в нашей жизни стало учение марксизма-ленинизма.
В напряженной работе, учебе проходила неделя за неделей. Помимо работы с группой я готовился к лекции на тему «Советское государство». Эту лекцию я должен был прочитать вместо преподавателя, которого послали на работу в Германию. Для меня, ассистента, это было большой честью, так как таких серьезных лекций ни одному военнопленному еще никогда не поручали.
Педагоги и ассистенты постоянно проводили индивидуальную работу с военнопленными. В лагерь прибыло много новичков. Большинство из этих пленных были в сносном обмундировании, откормлены и потому вели себя довольно заносчиво.
– Мы вам никакие не военнопленные, а интернированные, – говорил то один, то другой из них. – Мы из Курляндской армии, которая капитулировала добровольно! Иначе русские пообломали бы об нас зубы. Мы протестуем против того, чтобы нас считали военнопленными!
– То, что вы капитулировали, это хорошо, – начал я объяснять одному из крикунов. – Но вы должны были это сделать гораздо раньше. И тогда многие из тех, кто сейчас лежит в земле, остались бы в живых. Не забывайте, что и ваше положение было безвыходным. Прошло бы несколько дней, и Красная Армия полностью ликвидировала бы вас.
– Вы потому так говорите, – ответил мне какой-то лейтенант, – что работаете в этой школе. Я же лично злюсь на себя за то, что не сопротивлялся дольше и не уложил еще многих русских.
– Тогда бы вы наверняка не находились здесь. Вот вы мне скажите, ради чего, ради какой цели вы хотели сражаться дальше? Какой смысл убивать людей, когда война для Германии уже проиграна?
– Это была война двух мировоззрений, – не сдавался лейтенант. – Мы боролись против большевистской опасности. Чем больше русских мы уложили бы, тем больше ослабили бы большевиков, тем больше сделали бы для спасения фатерланда.
– Да, с такими взглядами вы действительно «спасли бы» фатерланд. Вам мало миллионов убитых, раненых, вдов, сирот, вам мало разрушений и развалин? И вы называете это спасением фатерланда? Да имеете ли вы вообще хоть какое-нибудь представление о большевиках?
– Об этом можно прочесть у Двинчера или у Рахмановой, – ответил лейтенант и повернулся ко мне спиной.
И это был далеко не единичный случай. Яд антикоммунистической пропаганды глубоко засел в головах людей. Но мы не имели права складывать оружия. Сталкиваясь с людьми подобного рода, мы понимали, как много еще нужно сделать, чтобы преобразовать Германию духовно. И мы не могли не замечать, что наша работа приносит свои плоды.
Особенно «крепким орешком» оказался один юрист, который занимался в моей семинарской группе. На каждом занятии он задавал мне каверзные вопросы. Во-первых, его интересовала проблема – революция и право. Право частной собственности он считал святым и незыблемым. Посягать на частную собственность, даже если речь шла о конфискации имущества военных преступников, он считал преступлением. Не один километр исходил я вместе с ним по дорожкам нашего двора, прежде чем мне удалось вложить в его голову верное представление о собственности, праве и государстве.
– Вы убедили меня, – признался он мне наконец. – Я принимаю сторону рабочего класса. Концепция марксистов теперь представляется мне самой справедливой.
С тех пор юрист стал поддерживать в группе прогрессивно мыслящих товарищей.
Нас радовали вести с родины. Хотя и с опозданием, но мы получали газеты, издаваемые в советской зоне: «Дойче Фольксцайтунг» – орган Коммунистической партии Германии; «Берлинер цайтунг», «Теглихе рундшау» и «Зоннтаг» – еженедельную газету Культурного союза по обновлению Германии. Эти газеты зачитывали до дыр. Из них мы узнавали о рождении новой Германии, по крайней мере на востоке страны. А как обстоят дела на западе Германии, на моей родине?
Из номера «Теглихе рундшау» от 10 июня 1945 года я узнал, что советские оккупационные власти разрешили в своей зоне деятельность антифашистско-демократических партий, ставящих своей целью искоренение остатков фашизма и милитаризма. Разрешалась деятельность профсоюзов и других демократических организаций.
А несколько дней спустя я прочитал в «Дойче фольксцайтунг» программное воззвание Коммунистической партии Германии от 11 июня 1945 года. И хотя я впервые читал этот документ, отдельные его положения показались мне знакомыми. Они были изложены еще два года назад в манифесте Национального комитета.