Любимая кошка Бренны, королева Лофн, названная в честь какой-то богини, оставалась рядом с малышкой весь день. Она была огромной — доставала Ольге почти до колен, а ее длинный густой мех был цвета утреннего тумана. Признав в Сольвейг свою хозяйку, кошка сидела рядом с ней и наблюдала за окружающими царственным взглядом зеленых глаз. Когда Сольвейг дергала за пушистое ухо или хваталась за длинный мех, Лофн просто поворачивалась и лизала ее, пока та не отпускала.
Ольга не могла отвести взгляда от Лофн. У этой кошки, казалось, было то, что она сама потеряла: способность жить в мире, принимая его таким, какой он есть.
Но Ольга училась притворяться. Она помогла украсить гирляндой благоухающие сосновые ветви и, когда ей стало немного лучше, вышла и помогла повесить свертки с едой, ленты и маленькие резные деревянные фигурки на массивных соснах по обе стороны от входа в большой зал. Жители Карлсы верили, что на деревьях живут духи, но глубокий холод и тьма прогнали их прочь. Подарки должны были позвать их домой и принести с собой тепло.
Для Ольги деревья, увешанные маленькими свертками и фигурками, были красивыми, и этого было достаточно, чтобы согреть ее сердце.
В полдень двое мужчин затащили огромного кабана на отведенное место перед домом, и Вали вошел в круг своего народа. День был таким же темным, как самая глубокая ночь, и вокруг было зажжено много факелов.
Занеся меч над визжащим кабаном, Вали заговорил:
— Сунну родила Соль после того, как ее проглотил волк. Когда волк умрет, она пойдет путями своей матери. Мы отдаем ей этого кабана, чтобы он помог ей на ее пути (
Ольга не знала, что это значит, но он сказал то же самое годом ранее. Вали наклонился и перерезал мечом горло кабана. Чаша на земле заполнилась кровью. Ольга отвернулась. Вид крови заставил ее почувствовать дурноту, да и было жаль убитого кабана.
~oOo~
Большая часть празднования солнцестояния, как любого другого празднования среди ее нового народа, состояла из распития медовухи. Мужчины и женщины снова и снова возносили тосты за богов, и прежде чем праздник закончился, люди начали собираться в пьяные толпы. Те, кто все еще праздновал, не обратили на это особого внимания; они продолжали петь и пить, и кричать, и Ольга ускользнула бы в тишину своего дома, если бы не сидела с Якобом и Фридой, которые бы огорчились, если бы она ушла.
Якоб тоже напился и пел вместе со всеми, несмотря на то, что знал лишь несколько слов. Когда одна песня закончилась воплем, его голос сорвался, и он начал кашлять. Сначала это был просто быстрый кашель, как будто он что-то вдохнул, но затем спазмы стали мучительными, и слезы потекли у парня из глаз. Фрида и Ольга помогли ему сесть, а Фрида наполнила чашку медовухой и уговорила мужа выпить и смыть то, что раздражало горло.
Наконец кашель прекратился, и Якоб изобразил улыбку.
— Я в порядке, — выдохнул он, голос у него был грубый, как шелуха коры. — Все хорошо.
Ольга улыбнулась в ответ и убрала темные кудри со лба своего воспитанника. Он был горячим, но это не был жар от песен и вина. Это был сухой жар болезни. Она поймала взгляд Фриды.
— Это не так. Ты болен. Давай отведем тебя домой спать.
Якоб начал трясти головой, возражая, но Фрида хлопнула мужа по плечу.
— Не глупи, Яки. Если ты болен, то начнешь лечиться и быстрее поправишься, — она положила руку на лоб мужа, как это сделала Ольга. — Ты слишком горячий. Мы уходим.
Якоб нагнулся, чтобы встать, и его снова пронял кашель, и теперь, откашлявшись, он не стал спорить и покорно вышел из зала вместе с ними.
Когда Ольга оглянулась, чтобы закрыть дверь, песня закончилась, и в этот момент тишины она поняла, что слышит в зале что-то еще.
Отовсюду доносился кашель.
~oOo~