Исцеление сердца

Она была маленькой, такой маленькой. Когда женщина подошла к нему и положила руку ему на грудь, ей пришлось поднять свою руку на уровень лица. И такой изящной — ее ключицы выпирали под кожей, а руки и ноги были длинными и стройными. Ее глаза были большими и темно-карими, как у лани, а волосы были темными. Они были связаны узлом на затылке и завернуты в шарф, когда Леиф впервые ее увидел, но тяготы лагерной жизни лишили ее шарфа, и теперь длинная коса спускалась по ее спине ниже талии.

Женщина выглядела как существо из Альвхейма (прим. один из миров в германо-скандинавской мифологии, родной мир светлых Альвов), красивая и чувственная, и не предназначенная для этого жестокого мира мужчин.

Он был рад спасти ее от насилия, но не смог спасти ее от судьбы. Колдер убьет всех пленников, когда они отплывут в Гетланд. Даже если бы он или его отец захотели заняться торговлей рабами — а они об этом и не думали — их корабли уже набрали столько добычи, что едва оставалось место для самих налетчиков.

При мысли о замке разум Леифа снова обратился к ужасу и злости, которые наполняли его, когда пришла рабыня. Он снова увидел Эйнара, своего младшего сына, единственного из его детей, оставшегося в живых, — он увидел голову своего мальчика, выставленную на блюде, выложенном зеленью, его мертвый рот и глазницы, набитые фруктами.

Эйнару было всего четырнадцать лет. Леиф не позволил бы ему отправиться в этот поход. Но у Эйнара уже было его кольцо. Он был мужчиной, а не мальчиком, и он сделал свой выбор. В четырнадцать лет сам Леиф уже был женат и даже стал отцом.

Тот первый ребенок, а теперь все шестеро его детей, и его жена, и ребенок, которого она носила — все были мертвы. Леиф остался один.

Их мир был жестоким миром страшной и красивой смерти. Это была та смерть, к которой стремился воин, если он хотел попасть в Валгаллу. Леиф не питал иллюзий; он хорошо знал, что Эйнар может умереть в этом походе, как и любой из них. Жить на лезвии меча, умереть на лезвии меча. Это был их путь.

Однако то, что сделал принц, находилось за пределами их понятий о чести.

Принц Владимир решил, что это хорошая шутка, — призвать налетчиков в замок, унизить и оскорбить их, подав молодых разведчиков Эйнара Хальвара в качестве праздничного блюда.

Теперь принц и его слуги были мертвы, и налетчики удерживали его замок и его земли.

А то, что сделал Леиф… он закрыл глаза, но это только воскресило в его памяти еще больше деталей. Не воспоминаний о резне — он никогда не запоминал бой, помнил всегда только свою руку и агонию, ревущую в голове. Но он вспомнил, что было потом, тела мужчин и женщин — и детей, маленьких детей — валяющиеся у его ног кучей плоти.

Они были его врагами, они были людьми принца, и не он привел женщин и детей в зал, посмотреть на врага. Но именно его клинок убил многих из них.

Леиф принес клятву верности отцу Колдера, ярлу Эйку, и считал ярла и его взрослых сыновей семьей. Теперь они — его единственная семья. Он был близок с ними всю свою жизнь. Эйк не удерживал никого насильно в своем отряде и не жалел своих врагов. Леиф понимал, что это путь их народа, и не осуждал никого, кроме себя.

На службе у Эйка Леиф убил сотни мужчин и женщин. Он убивал мальчиков, еще качавшихся под тяжестью мечей. И брал награбленное во время набегов, не испытывая жалости.

Но изнасилование женщин и убийство детей он оставлял тем, чьи сердца и желудки были крепче, чем его. Жажда крови наполняла его — как и любого воина в бою, но когда лязг мечей стихал, стихала и она. Ему хватало боевых кличей и яростного рева победы. Ему не нужно было насиловать испуганную селянку или вскрывать живот младенца на ее руках, чтобы дать последней ярости догореть дотла.

Но сегодня, увидев голову своего сына — все, что осталось от его мальчика — он ощутил такую ярость, какой не испытывал никогда.

И теперь он остался один, последний из его детей умер, и кровь чужих детей была на его руках.

Его боль было не унять.

Ему придется жить с ней еще долго.

~oOo~

Не чувствуя себя способным уснуть, Леиф провел большую часть ночи возле огня, наконец, уснув, когда небо уже начало светлеть.

Казалось, он закрыл глаза лишь на мгновение, когда кто-то ткнул его в бедро. Леиф открыл глаза, чтобы увидеть стоящего над ним Колдера. Прошел, по крайней мере, час, солнце еще не взошло, но небо стало серым, а значит, начинался рассвет.

— Где Око Бога?

Леиф видел, как она входила в палатку целителя накануне вечером, когда они вернулись из замка. Зная, что в той палатке был только один раненый, и зная, что Бренна провела там много времени, Леиф заколебался, не зная, что сказать.

Колдер презирал Вали Грозового Волка. Его отец заключил союз с другим ярлом, Снорри, и, хоть и было решено, что возглавит альянс Колдер, воины Снорри подчинялись только Вали. И он был легендой, Ульфхедином, известным сверхчеловеческой силой и свирепостью, а также твердым и верным сердцем. Леифу были знакомы быстрый ум Вали и его умение говорить. Он уважал Вали.