Исцеление

Но Вика вдруг неожиданно сказала:

— Не хотела тебе говорить, Коля, пока ты отдыхал, но звонила секретарша губернатора часа в 4, настаивала, что бы ты немедленно связался с губернатором, такая стерва оказалась. Кричит мне в трубку: вы знаете, с кем разговаривайте, я секретарь самого губернатора… Дура напыщенная. Я отвечаю, что знаю, но доктор все равно от этого из операционной не выйдет. А мне, отвечает, плевать, откуда он выйдет, чтоб был и все тут. Я долго и вежливо ей объяснить пыталась — не понимает, стерва, угрожает еще, что вообще нашу «лавочку» закроет.

— Ты у меня умница, Вика, — он обнял ее за плечи, — вежливость это тоже сила и иногда немалая. Правда, не все это понимают вовремя. Но ничего, разберемся как-нибудь. Звони ей, я переговорю с Губернатором.

Вика набрала номер и сказала, что доктор Михайлов готов переговорить с Губернатором.

— Отыскался докторишка, — послышался голос в трубке.

— Он никуда и не пропадал, — покраснела от обиды Вика, — я же объясняла вам, что он оперирует и не может подойти к телефону, не может оставить больного.

— А мне все равно, пусть ваш больной хоть подохнет, если я говорю, значит, он должен подойти к телефону, — зло бросила секретарша.

— Что вы себе позволяете?

— А ты вообще молчи, мымра, завтра же тебя уволю, а сейчас соединяю твоего хахаля с губернатором.

У Вики от обиды потекли слезы, Николай положил ей руку на плечо, усадил в кресло и взял телефон.

— Добрый вечер, господин губернатор — Михайлов, вы хотели со мной переговорить.

— Здравствуйте, Николай Петрович, я хотел с вами увидеться завтра.

— Хорошо, Сергей Ильич, но я могу только до 9 утра или после 18 вечера, сами понимаете — операции. Больные назначены, ждут, некрасиво откладывать.

— И не надо, я сам к вам заеду в шесть вечера, заодно и посмотрю все на месте — как вы устроились, каковы условия, я же должен знать, где у нас работает знаменитый врач.

— Хорошо, Сергей Ильич, буду ждать. У меня просьба одна, можно?

— Можно, почему нельзя.

— Хочу, чтоб вы одну запись телефонного разговора послушали.

На глазах удивленных Вики и Аллы он достал маленький магнитофон и включил его. У Вики сразу же высохли слезы, она действительно поразилась появлению магнитофона и уже с другим чувством слушала повтор разговора.

— Доктор, примите мои личные извинения и передайте вашему секретарю, нет, ничего не надо передавать, я сам завтра переговорю с ней, извинюсь за хамство. Считайте, что мой секретарь уже уволена, до свидания.

— Вот так, милая Вика, жди завтра извинений от самого губернатора, — он провел ладонью по ее лицу, убирая остатки слез, — хотела она уволить, но забыла про частицу «ся», которую иногда нужно добавлять к глаголам, и осталась без работы. Как теперь она станет наезжать на людей? — Николай пожал плечами, — ну, да ладно, не наше это дело, поедемте домой, мне еще к Саше заскочить, — напомнил еще раз он.

Вика прижалась к нему и не хотела отпускать.

— Как хорошо с тобой, Коленька, и все невзгоды ты можешь уладить. А все-таки жалко эту секретаршу, мог бы и выговор объявить, где она теперь работу найдет? — рассуждала Вика.

— Зато она тебя сильно жалела, — вмешалась в разговор Алла, — что заслужила, то и получила, — констатировала она.

Высадив Вику с Аллой у дома, Танцор с Михайловым понеслись к коттеджу Графа, взяв там проводника, они подъехали к яме. Все уже были в сборе. Тела спящих лежали в битком набитых микроавтобусах. Пришлось убирать сиденья и удивляться крепости рессор и амортизаторов.

Яму выкопали огромную, экскаватор «Беларусь» копал на всю глубину ковша, и в нее могли войти все тела. Николай Петрович огляделся. По огромному заснеженному полю, окруженному со всех сторон сосняком, мела поземка. Метров через сто от края возвышалась свежая насыпь земли, судя по ее размерам, в яме можно закопать человек 80. Хорошо потрудились ребята и место глухое, зимой никто не ездит. Летом сюда вела одна дорога, которую и дорогой не назовешь — несколько раз проходил трактор: вспахать, засеять, заборонить. Ближе к осени приезжал комбайн для уборки хлеба и все. Правда иногда торили дорогу грибники, но все равно она успевала каждый год зарастать травой, оставляя заметные углубления от колеи.

На большой глубине не учуют собаки и медведи запаха мертвечины, да и не подходят медведи близко к городу, будут считаться бандиты пропавшими без вести и находиться в вечном розыске. Да и кто станет их искать долго? Поплачут близкие, порадуются пострадавшие от их рук и дел люди и забудут. Время все накроет своим забвением.

Началась сортировка, Михайлов делил их на три части: одних сразу бросали в яму, других на снег около машин, третьих оставляли в машинах. Просканировав мозги каждого, Михайлов подошел к Графу.

— С этими, что в яме — понятно, а с этими, — он показал рукой на лежащих в снегу, — решай, они станут на тебя работать, но серьезного дела я бы им не доверил.

Немного подумав, Граф приказал:

— В яму их, меньше головной боли будет.