Исцеление

Пустовалов откинулся в кресле и демонстративно разглядывал его — кряжистый мужичок с типично русским лицом, если бы не две особенности: очень темные, можно сказать, черные глаза, в которые смотреть долго просто невозможно, и ямочка на подбородке. «Наверное, бабский любитель», — подумалось ему, так часто говорят о людях с подобной ямочкой. Оба молчали, наконец, Серегин не выдержал:

— Может, вы представитесь, а заодно и объясните — зачем меня сюда вызвали. Полдня уже торчу здесь безрезультатно, не солидно для такого ведомства.

Пустовалов еще помолчал с минуту, Серегин даже заерзал на стуле от его внимательного взгляда, потом неожиданно сказал:

— Вы сейчас пойдете в один из наших кабинетов и напишите подробно все о том, как вы допустили на объект человека без имеющихся на то оснований. Кто он, что успел осмотреть, какими мотивами вы руководствовались, несанкционированно допуская его к секретам ядерной ракетной базы, какова его цель прибытия и так далее и тому подобное. Надеюсь, вам понятно, о чем я говорю?

Он поднял трубку и вызвал одного из своих сотрудников.

— Отведите гражданина в кабинет, где он сможет спокойно письменно ответить на поставленные вопросы, дайте бумагу.

— Я что — арестован, задержан, почему вы со мной разговаривайте в таком тоне? Ничего я писать не собираюсь, меня сюда вызвал генерал Степанов, вот с ним я и буду говорить…

Пустовалов не среагировал на его слова ни как.

— Уведите его — откажется писать: составьте протокол, что письменные показания добровольно дать отказался. Все.

Сейчас подполковник раздумывал над тем, правильно ли он поступил, не став разговаривать с Серегиным, строил в уме версии, как он себя поведет. По всему выходило — правильно. Всю правду он не напишет, а письменная ложь станет ему не на пользу, этим можно торговаться с ним в дальнейшем, хотя «товар» очень слабенький. Пустовалов нутром чувствовал, что не настало время еще для серьезного разговора, не хватает чего-то. Чего?

Он прекрасно видел, как затряслись ручонки у Серегина, как выступила испарина на его лбу и подсел голос. «Боится, тварь, но больше всего его волнует один вопрос — что нам известно, в каком объеме. Это для него сейчас главное, от этого он станет «плясать», от этого отталкиваться». Пустовалов примерно знал, что напишет Серегин и на этом этапе его это устраивало. Он ждал появления облвоенкома, не зря провожал он Воробьина в аэропорту, чувствовал нутром, что даст он ему зацепку. Поэтому и не начинал опрашивать Серегина.

Его привели минут через 10, самолет приземлился вовремя. Оперативник доложил Пустовалову, что Григорьев никак не хотел ехать в УФСБ, но вроде бы и не отказывался — обещал приехать сам часа через два. Пришлось намекнуть, что дело срочное и поехать придется сейчас в любом случае.

Он прошел в кабинет и сразу же сел в кресло. Пустовалов представился, это прибавило «кислоты» на лице генерала — он ожидал собеседника постарше званием и решил сразу же показать — генерал и в УФСБ генерал…

— У тебя есть 7 минут, подполковник, говори, что хотел.

«В таком тоне беседы не получится», — решил Пустовалов, — придется опять «наезжать». Он тяжело вздохнул и закурил. «Этого заевшегося комиссара можно быстро расположить к беседе только одним способом, другого быстродействующего и верного нет». Он пустил большое облако дыма в сторону и начал:

— Ты здесь пробудешь столько, сколько мне потребуется…

— Что-о-о? Ты…

— Не визжи, не в свинарнике находишься, — стукнул Пустовалов кулаком по столу, — и не тыкай! Не тебе решать — сколько здесь быть, уйти отсюда в погонах или остаться здесь без них. Наши генералы Родину не продают и агентов ЦРУ с секретными документами в Шереметьево не провожают. С этого и начнем — зачем в Москву поехали, кого в аэропорту провожали, сколько времени знакомы, как часто встречались, какие вопросы обсуждали, какие секретные сведения уже успели передать, когда узнали, что он агент ЦРУ, круг общих знакомых, кто еще на него работает… — сыпал и сыпал вопросами Пустовалов, глядя, как бледнеет генеральское лицо и начинают трястись руки.

Он налил воды и протянул стакан Григорьеву, подождал, пока он сумеет сделать несколько глотков. Потом долго слушал заискивающую речь генерала, который стал ему сразу противным, подумал, что вот так и получил, наверное, генеральское звание — знал, где наехать, а где и жопу лизнуть.

Не зря он чувствовал и ждал Григорьева, очень серьезные вопросы он осветил. Теперь можно за Серегина браться серьезно, настал и его черед. Он сумел выяснить главное — Воробьин был знаком с Серегиным по меньшей мере год. Серегин знал его, как Воробьина и директора фирмы «Лаки», а провел на объект, как подполковника УФСБ Пустовалова.

Основные звенья цепочки постепенно выстроились и замкнулись — Лоуренс, Чабрецов, Воробьин, Серегин.

* * *