Это был Виталий Федорович Скобарихин. Недавно он первым из советских летчиков совершил таран. Весть об этом подвиге, как в свое время и поступке Грицевца, мгновенно облетела весь фронт.
20 июля командир эскадрильи Виталий Скобарихин вылетел на прикрытие наземных войск. От степных пожаров в воздухе стояла густая дымка. По небу плыли высокие кучевые облака. Это настораживало: бомбардировщики противника могли подойти скрытно к позициям наших войск.
Виталий вел девятку под облаками на высоте 3500 метров и не спускал глаз с просветов, откуда в любую минуту могли вывалиться вражеские самолеты. Командир не ошибся, Скоро И-97 мелькнули в окнах облачности.
Атака противника не застала врасплох наших истребителей. Завязался бой. Летчик Вусс, совершавший первый боевой вылет, сразу же отстал от группы. Японцы не замедлили воспользоваться этим. Пара И-97 бросилась к одиночному самолету.
Скобарихин сразу оценил обстановку: «Вусс, очевидно, не видит противника и летит по прямой». Виталий, не теряя ни секунды, развернул свою машину навстречу нападающим. Один из японцев уже сидел близко у Вусса в хвосте. Еще секунда промедления, и он срежет Вусса. Требовалось немедленно атаковать противника почти в лоб. «Но ведь при лобовой атаке очень трудно сбить самолет?» Это понимал Скобарихин. А сбить нужно, и обязательно с первой атаки, иначе будет поздно. Он также прекрасно знал, если пули и достигнут вражеской машины, то летчику они вряд ли принесут вред: спереди он защищен мотором. И решение пришло: «Если не собью, не отгоню, то самолетом ударю, а своего летчика выручу!» Он знал, что после удара от обоих самолетов может остаться только пыль, да на какой-то миг в воздухе сверкнут огненным шаром брызги бензина. Но решения не изменил. Он так стремительно и упорно помчался на врага, словно от этого зависела его собственная жизнь. А судьей для него в этот миг стала собственная совесть.
Пули с И-16, оставляя разноцветный след, струями мелькали вокруг японца. Враг, то ли зная, что на встречных курсах он почти неуязвим, то ли рассчитывая, что Скобарихин отвернет, не делал никакой попытки прекратить атаку. Словом, не обращая внимания на встречный огонь, японец не выпускал намеченную жертву и лишь в последнее мгновение понял, на что идет советский истребитель. Японец хотел увернуться и избежать столкновения, но было уже поздно: Виталий своим самолетом пропорол ему фюзеляж…
И-97 вспыхнул и рассыпался на кусочки.
От оглушительного удара Скобарихин потерял сознание. Самолет беспорядочно падал. И только придя в себя, Виталий сумел дотянуть до аэродрома, на котором производила посадку его эскадрилья, возвратившаяся из боя. Командир на изуродованной машине мог сесть с ходу, но не сделал этого. Вися, что называется, на волоске от смерти, он и здесь в первую очередь думал не о себе, а о товарищах. Опасаясь, что самолет при касании о землю рассыплется и помешает посадке другим летчикам, он отошел подальше от полосы и кое-как прикорнул в степи.
Со Скобарихиным я встречался и ранее, до этого случая. И что прежде всего в нем замечал? Задушевность и подкупающую простоту. Виталий Федорович небольшого роста, русоволосый, с очень типичным русским лицом, не производил впечатления богатыря. И как-то трудно было подумать, что именно этот человек обладает таким выдающимся мужеством. А после тарана он стал более понятным и близким, словно я заглянул в душу к нему.
Народная мудрость хотя и гласит, что человека познать, нужно с ним пуд соли съесть, но, видно, и без соли, за каких-то несколько секунд человек может раскрыться во всей своей душевной полноте.
Когда побываешь не раз в воздушных боях, легче разбираться в психологии их участников. Поступки летчиков становятся до ощутимости объяснимыми. Вот почему в блеске светлых глаз Виталия Федоровича, в его чистой улыбке и в уравновешенных движениях теперь особенно чувствовалась спокойная внутренняя сила, решимость, так свойственная скромным и смелым людям.
Глядя на Скобарихина, я вспомнил два случая, происшедшие с японскими летчиками-смертниками. Хоть они и набрасывались на наши строи, но не таранили, предпочитая только продемонстрировать свое намерение. А ведь японцы эти специально для тарана готовили себя еще в мирное время, и кажется, получив приказ, должны бы и выполнить его.
Эти примеры раскрыли для меня душу летчиков иного мира, того мира, где человек человеку волк. .
— Что так уставился на него? — уловив, как я внимательно смотрю на Скобарихина, перебил меня Василий Васильевич. — И, не ожидая ответа, продолжал: — Силен, силен, Виталий!.. Ничего не скажешь. Только вот не пьет и меня сдерживает. Из-за этого ругаемся. А так: душа-человек!
— Ты после тарана видел его самолет? — спросил я.