Адольфус обвёл взглядом зал особняка. Осрик освободил лучшие комнаты, чтобы их мог занять его хозяин. Занавеси были плотными и тяжёлыми, на массивном столе из красного дерева стояло непочатое отличное вино, ярко горел камин. Хотя Адольфус больше не испытывал холода и не находил удовольствия в вине, он всегда считал, что следует поддерживать видимость. Языки вечно судачат, и нет возможности предостеречь или сделать мысленное внушение каждому из слуг. Для Адольфуса все они на одно лицо. И он решил поддерживать вкус к роскоши, сохранившийся от его прежней жизни, до того, как его выбрала графиня. Этому потворствовал его статус, как одного из Восставших.
Единственной действительно необходимой вещью в комнатах были плотные занавеси, не пропускающие солнечный свет. Он так и не привык к дневному свету. От него по–прежнему болели глаза, а кожу болезненно обжигало. Количество выпитой им крови не имело значения — при выходе на свет Адольфус всегда располагал лишь долей своей подлинной силы. На солнечном свету он становился почти столь же слабым и немощным, как смертный. Адольфус ощущал вялость, которая подсказывала ему, что на дворе по–прежнему день.
Некоторые из слуг считали странным, что его не следовало беспокоить в дневное время. Насколько им было известно, Кригер был дальним родственником, кутилой и выпивохой, который ночами развлекался в тавернах и борделях города, а днём восстанавливал силы после ночных похождений.
Адольфус не жалел, что покинет Кислев. Это варварское место, а когда придут орды Хаоса, тут станет ещё хуже. Похоже, массовое кровопролитие всегда пробуждает в кислевитах диких кочевников.
«Однако, — подумал он, — ситуация выглядит многообещающей». Будет легко воспользоваться анархией предстоящих месяцев и лет, и он станет достаточно могущественен для этого. Пророчества из Гримуар Некрониум будут исполнены. Адольфус был уверен, что наступают те самые Кровавые Времена, о которых говорится в древней книге. И он станет Бледным Королём — повелителем ночи. С талисманом это станет реальностью. Никто из прочих не сможет противостоять ему и талисману, и все они, даже графиня и Совет, принесут клятву верности.
Женщина пошевелилась на своей кровати. «Как же она прекрасна, — подумал Адольфус. — Ни следа той коровьей тупости, что обычно написана на лицах кислевитских аристократок. Выглядит она крепкой, резкой и яростной, словно ястреб. Есть в её красоте нечто плотоядное. Возможно, она достойна стать избранной, достойна тёмного поцелуя. Возможно, она — та самая».
Долгими столетиями он отказывался создать собственное порождение, с тех самых пор, как графиня объяснила ему, насколько захирели генеалогические линии со времён ламийцев. Большинство Восставших из его поколения могло создать лишь единственное порождение, и даже оно могло оказаться жалкой пародией того, чем должно было стать, дебильной, слабой, безумной — чудовищем, вмещающим все странные стереотипы, которые сложились у смертных в отношении Восставших. Сам Кригер ни разу не решился на такое, потому как пока не встретил никого, кто был бы достоин его выбора. Несколько раз за те столетия он был близок к этому, но в тех людях всегда присутствовал изъян.
Так, посмотрим. Одной была бретонская аристократка Катерина, которая оказалась не более чем пустым претенциозным инструментом. Её красота на какое–то время сбила его с толку, заставив предположить, что она может обладать интеллектом и изяществом и быть достойной вечно находиться рядом с ним. Как он ошибался. Женщину больше беспокоило собственное отражение в зеркале, чем что–либо ещё. Было особым удовольствием наблюдать за её брезгливостью, когда на лице прорезались морщины, в волосах появилась седина, и годы источили её красоту.
Затем была крестьянская девушка, ставшая куртизанкой в Нульне. Как же её звали? О да, Марианна. Она была всем, о чём он мечтал. Красивая, сообразительная, остроумная, очаровательная и даже культурная, обладающая эрудицией, доставшейся собственным тяжёлым трудом. Шаловливая и любопытная, она внушала надежду, что не будет легко подвержена скуке, и Адольфуса к ней влекло по многим причинам. Но она же была вероломной, эгоистичной и коварной. Помня, как сам он выступил против графини, Адольфус предвидел, что Марианна тоже поступит так в своё время, а перенести такое было бы чересчур болезненно. Поэтому он помогал ей, присматривал и защищал, пока она в итоге не умерла богатой и уважаемой, одной из величайших аристократок Империи. Её возвышение доставило удовольствие им обоим.