Истребитель снайперов

Владимир сел на соседний табурет и, оглядев барную стойку, заполненную всевозможными напитками, где присутствовала и «Столичная», которую Панчук употреблял исключительно под обильную закуску, чего в здешних краях никак бы не поняли, он остановил свой выбор на роме с грейпфрутовым соком.

После второго стакана у него проснулся интерес к сидящей рядом женщине. Он предложил угостить ее, и изрядно поддатая дама приняла предложение, что вполне могло оказаться многообещающим началом. Вскоре Владимир (он же Жан) уже знал, что его новую знакомую зовут Франсуаза, она вдова трагически погибшего на съемках фильма режиссера. Уже прошел год со дня его смерти, но она все не могла смириться с потерей. Друзья едва ли не насильно отправили ее сюда развеяться.

В ту же ночь они стали любовниками. Их головокружительный роман, полный страсти и экспрессии, длился уже пятый год. Время от времени Владимир навещал Франсуазу, и они сразу же, как в омут, бросались в любовные утехи, затем он исчезал, чтобы когда-нибудь снова появиться на короткое время.

Выключив горячую воду, Шатун пустил на всю мощь холодную. Ледяной каскад тысячами иголок пронзил его разгоряченное тело. Контрастный душ — лучшее средство для восстановления сил. Растеревшись докрасна махровым полотенцем, Владимир набросил на тело банный халат, специально купленный для него. Завязав на талии пояс, направился к двери, но внезапно остановился и бросил взгляд на висящую под полотенцем пистолетную кобуру со «штеером», как будто раздумывая, взять с; собой оружие или… В конце концов решил не брать: дом был достаточно престижным, что во Франции гарантировало неприступность жилища.

Глава 5 На тропе войны

Франсуаза накрыла стол прямо в спальне. В небольшом уютном помещении с плотно зашторенными окнами в центре была установлена кровать под царственным балдахином на резных столбиках красного дерева.

Между двумя глубокими креслами стоял столик на коротких гнутых ножках, застеленный простенькой льняной салфеткой. В центре стола женщина поставила высокую бутылку шампанского, вокруг которой расставила тарелки с закусками, два высоких бокала и по краям стола установила две свечи в ажурных подсвечниках из бронзы.

Хозяйка квартиры встретила своего гостя в легком полупрозрачном пеньюаре, который пикантно подчеркивал эротический вид обнаженного женского тела.

— Сегодня ужин будет легким, — сообщила Франсуаза, указывая Владимиру на расшитый восточным орнаментом пуфик. — По вторникам я ем рыбу и морепродукты.

«Прямо как в совдеповских столовках: вторник — четверг — рыбные дни», — промелькнуло в голове Владимира. После освежающего душа он неожиданно ощутил зверский голод, и ему вместо всяких там рыбных деликатесов больше всего хотелось бы увидеть на столе большую глиняную миску домашних пельменей с уксусом, перцем, сметаной и стаканом холодной водки.

Но кроме того, что было на столе, хозяйка ничего не могла ему предложить. На большом блюде лежали тушки копченой форели под острым соусом манго, дышащие холодом и влагой устрицы на льду, украшенные дольками лимона и фаршированные острым перцем оливки, в хрустальной вазе искрилась зернистая икра, рядом парил креветочный кокот. Все это было вкусно, но для изголодавшегося Шатуна весьма мало.

— Открывай шампанское, — предложила Франсуаза, как только Владимир сел на миниатюрный пуфик, который жалобно крякнул под его весом.

Пока мужчина откупоривал бутылку и наполнял бокалы нежно-желтым пузырящимся напитком, женщина, умело орудуя специальными щипцами и вилкой, ловко подхватила филе форели и положила на тарелку перед Владимиром.

— Пусть сбудутся все наши мечты и фантазии, — голос ее звучал возбужденно-истерично, что навело Панчука на мысль о приближении депрессии, которой время от времени страдала его подруга.

Мелодично звякнули бокалы, слегка коснувшись друг друга краями. Шампанское было кислым, каким и должен быть этот напиток, Владимир недовольно сморщился. Он любил напитки не газированные, а крепкие и горькие.

— Не кичись своим плебейским воспитанием, — едва заметно улыбнулась молодая женщина.

— Я бы сказал, происхождением, — уточнил Панчук. — Родители мои простые рабочие, так что я законченный плебей.

— Не ерничай.

После легкой перебранки они принялись за еду, форель была просто изумительной, таяла во рту, а скользкие устрицы, прилично сдобренные лимонным соком, требовали глоток вина для усиления вкусового букета.

Несмотря на браваду своим рабоче-крестьянским происхождением, Владимир красиво ел и, главное, получал от еды истинное удовольствие. Единственное, что ему не удавалось, — это сохранить в памяти вкус пищи, он о нем забывал, едва встав из-за стола.

Франсуаза уже привыкла к такой особенности своего друга и не обращала внимания. Как истинную женщину и француженку ее больше интересовали другие качества любовника.

— Еще по глотку и в постель, — предложила она.