Истощение времени

Солнечные лучи спокойно гуляли по тайге. Они заливали поляны и лужайки и даже в чаще жгли Букварю лицо. Рядом с кедрами и соснами стояли березы и осины, делая тайгу совсем домашней, похожей на лес, росший в двух километрах от деревни Букваря.

И на секунду Букварю показалось, что стоит ему влезть на сопку, как он увидит внизу черные, лиловые, зеленые прямоугольники и трапеции полей Владимирского ополья, и полоску ленивой зеркальной Нерли, и прямо перед собой деревянные и железные крыши родной деревни, а чуть подальше, там, у Каменки, купола и колокольни Суздаля.

Но с сопки Букварь увидел тайгу. Букварю стало тоскливо. Букварь знал, что если он спустится в распадок и поднимется на другую сопку, то он увидит опять только одну тайгу. Великанские, таинственные в своей бесконечности размеры и делали обыкновенный лес тайгой.

И еще в обыкновенном лесу нельзя было увидеть столько цветов. Казалось, деревья в тайге росли не из земли, а из цветов.

Букварь на секунду закрыл глаза, но цветы не исчезли. На одной из полянок у острых желтых камней он не выдержал и остановился и долго стоял и смотрел.

У Букваря было такое ощущение, будто он слушает необыкновенную музыку, то быструю и радостную, то чуть приглушенную, мягкую и грустную. Букварь вспомнил. В «Аэлите» он читал о музыке, рожденной быстро меняющимися цветовыми сочетаниями. В тайге играл беззвучный оркестр, дирижер которого позволял оркестрантам импровизировать и непрерывно менять мелодию. А может быть, у оркестра не было дирижера.

Букварю вдруг захотелось петь, скакать на одной ноге, как в детстве, или уткнуться лицом в оранжевый букет жарков.

Неожиданно ему представилось, что из-за деревьев появился Кешка и, хохоча, показал на него пальцем. Букварь невольно обернулся. Кешки не было. Но дело было не в Кешке. Букварь решил, что все эти его чувства наивны и сентиментальны. В конце концов он уже взрослый. Надо быть сдержаннее.

Ему стало стыдно. Он отломал сухую ветку осины и пошел, посвистывая и сшибая веткой укропные шапки высоких растений. Наверное, так ходил по тайге Кешка.

Букварь быстро спустился в распадок. В распадке перекатывал камушки куриный ручей. Прямо от берега начиналась новая сопка.

Букварь перешагнул через ручей и полез вверх по сопке. Сопка была невысокая, со вмятиной на боку. По пологим откосам вмятины оранжевыми шариками скатывались жарки. Они останавливались у края вмятины и удивленно смотрели оттуда на ее дно. Там лежал снег.

Во вмятине было сыро и холодно, как в погребе. Букварь с камня соскочил на снег. Снег не скрипел. Букварь ткнул снег носком сапога. Грязно-белые снежные и блеснувшие водяные брызги упали в метре перед ногами Букваря. Носок уткнулся во что-то твердое. Букварь стал разгребать снег сапогом.

Под снегом был целый ледник. Небольшой, шагов пятнадцать в длину, и все-таки ледник. «Может быть, он лежит здесь миллионы лет? – подумал Букварь. – Может быть, он добрался сюда, когда по Саянам еще бродили мамонты и саблезубые тигры? Все остальные ледники давно уже растаяли, а этот спрятался, притаился, только по капле отдает жизнь, ждет чего-то». На секунду от этой мысли Букварю стало жутко.

Букварь вытащил топор и стал стучать им по льду. Лед крошился, острыми стекляшками со злостью колол лицо. Потом Букварю надоело бесцельно стучать по льду. Он расчистил от снега небольшую площадку и аккуратно, словно алмазом по стеклу, вывел лезвием топора на льду четкий прямоугольник.

Теперь он опускал топор осторожно. Пилил топором лед. И когда прямоугольник обозначил ровные узкие щели, стал обрубать лед с боков. Потом он снова углублял щели и снова обрубал лед с боков. Он выбил топором ледяную яму, в центре которой торчал четырехугольный столб. Букварь стал пилить этот столб снизу так, чтобы получился ледяной куб. Он возился с этим кубом, как скульптор с куском мрамора, мудрил, отступал на несколько шагов, наклонив голову и высунув язык, и, неудовлетворенный, снова принимался за работу.

Куб получился четкий, с зеркальными гранями. Букварь тащил его осторожно, обеими руками. Лед жег ладони.

Букварь добрался до поляны, и солнце заиграло голубой и зеленоватой глубиной ледяного камня. Сначала Букварь хотел остановиться на поляне, а потом решил добраться до вершины сопки. Сам не понял, зачем это было ему нужно.

Букварь выбрал плоский камень, освещенный солнцем, и осторожно поставил на него ледяной куб. Уселся рядом, подмяв траву. Смотрел, как бьют по кубу солнечные лучи и как бегут по камню вниз темные взблескивающие полосы капель.

Чего-то не хватало. Букварь встал и ниже камней, у одинокого кедра, нарвал жарков. Рвал только цветы, без стеблей и листьев. Семь оранжевых шариков легли на холодный, чуть похудевший куб.

Темные струйки ледяной крови бежали по желто-розовому граниту.

Два цвета начали бой. Огненно-оранжевый и прозрачно-серый. Лед и пламень. Струек бежало все больше. Камень стал полосатым.

Куб таял, но оставался кубом. Только сверху, там, где горели цветы, лед проваливался, и жарки опускались в воронку с ровными краями.