(28) Ксенофонт посадил деревенского старосту с собою за стол и велел ему не падать духом, пообещав не отнимать у него детей и наполнить ему дом всяческими припасами в награду за то, что он укажет проводника для войска, пока оно не придет к другому народу. (29) Тот пообещал и в знак расположенья указал, где зарыто вино. Так что эту ночь все воины провели каждый под своим кровом, во всяческом изобилии, а старосту держали под охраной и с его детей не спускали глаз. (30) Назавтра Ксенофонт, взяв с собою старосту, отправился к Хейрисофу. Проходя через деревни, он заворачивал к тем, что в них стояли, и всех заставал за весельем и пиром; и ниоткуда их не отпускали, не угостив чем-нибудь. (31) Не было стола, на котором не стояло бы вместе и баранины, и козлятины, и поросятины, и телятины, и курятины, и множества пшеничных и ячменных хлебов. (32) А когда по дружбе хотели выпить за чье-нибудь здоровье, то друга тянули прямо к кувшину, и пить ему приходилось нагнувшись и втягивая вино, как быку. Старосте позволено было брать, что ему угодно. Но он ничего не принимал, и только когда встречал родича, всегда забирал его себе. (33) И когда пришли туда, где разместился Хейрисоф, застали всех стоявших с ним увенчанными сухим сеном. Прислуживали им армянские мальчики в варварском платье, а что надо делать, мальчикам показывали знаками, как глухонемым.
(34) Хейрисоф и Ксенофонт сперва сердечно друг друга приветствовали, а потом через говорившего по-персидски толмача вместе стали расспрашивать старосту, что это за страна. Тот отвечал, что страна эта — Армения. Потом его спросили, для кого выкармливают коней. Он отвечал, что это дань царю. А ближайшая страна, сказал он, это край халибов, и описал дорогу туда. (35) Потом Ксенофонт ушел и отвел старосту к его домашним, и отдал старосте захваченного раньше старого жеребца, поручив подкормить его и заклать в жертву, потому что слышал, что жеребец посвящен Солнцу, и боялся, как бы он не околел, отощав от пройденного пути. А себе он взял стригуна и другим старшим начальникам дал каждому по стригуну. (36) Лошади эти были меньше персидских, но намного горячее. И староста научил его привязывать мешочки к копытам коней и вьючного скота, прежде чем гнать их по снегу, — не то без мешочков они будут вязнуть по брюхо.
VI. (1) На восьмой день Ксенофонт передал проводника Хейрисофу, а домашних его оставил, кроме сына, почти уже юноши, которого отдал под стражу амфиполитанцу Эписфену, — с тем, чтобы отец, если окажется хорошим проводником, вернулся вместе с сыном. В дом к нему снесли всего столько, сколько могли, и, навьючив животных, выступили. (2) Староста, не связанный, шел впереди всех по снегу; наступил уже третий день пути, и Хейрисоф стал на него сердиться за то, что он ведет войско мимо деревень. А он говорил, что нет их в этих местах. Тогда Хейрисоф избил его, но не связал. (3) Из-за этого староста тою же ночью бежал, оставив сына. За весь поход это был единственный повод к разладу между Ксенофонтом и Хейрисофом — дурное обращенье с проводником и небрежность охраны. А Эписфен полюбил мальчика, привёз его домой, и тот оставался ему всегда верен. (4) После этого прошли семь переходов, делая но пять парасангов в день, вдоль реки Фасиса, 259шириною в плефр. (5) Оттуда прошли за два перехода десять парасангов; и на перевале, что вел на равнину, греков встретили халибы, таохи и фасияне. (6) Хейрисоф, едва увидел врагов на перевале, остановился, не доходя тридцать стадиев, чтобы не подступать к ним растянутой вереницей, и передал прочим начальникам приказ подвести отряды и развернуть войско в боевой порядок. (7) А когда подошел и тыловой отряд, он созвал старших и младших начальников и сказал так: «Вы видите сами, что враги заняли перевал через горы; значит, пора посоветоваться, как нам лучше сразиться. (8) Я думаю, нужно приказать воинам поесть, а нам посоветоваться и решить, нынче ли переходить через горы или завтра». — (9) «А я думаю, — сказал Клеанор, — что надо скорее поесть, потом вооружиться и скорее идти на них. Если мы сегодняшний день промешкаем, то враги, которые и сейчас нас видят, больше расхрабрятся, а если эти осмелеют, к ним, конечно, присоединятся и другие».