История веры и религиозных идей. Том 2. От Гаутамы Будды до триумфа христианства

В других традициях началом считается Никте (Ночь), от которой произошли Уран и Гея; или Океан, из которого появилось Время (Крон), произведшее, в свою очередь, Эфир и Хаос; или Единство, породившее Раздор, по мановению которого Земля отделилась от Вод и Неба. Недавно в Деревенском папирусе[380] была найдена новая орфическая теогония, центрирующаяся вокруг Зевса. В одном стихе, приписываемом Орфею, возвещается о том, что "Зевс есть начало, сердцевина и венец всего" (соl. 13, 12). Орфей называет Мойру (судьбу) мыслью Зевса. "Когда люди говорят: "Мойра соткала", — они подразумевают мысль Зевса, которая определила, что есть, чему быть и чему надлежит прекратить существование" (соl. 15,5–7). Океан — не что иное, как ипостась Зевса, равно как Гея (Деметра), Мать, Рея и Гера — только различные имена одной и той же богини (соl. 18, 7-11). Характер космогонии — и сексуальный, и монистичный одновременно: Зевс совершил акт любви "в воздухе" (или "в вышних") и таким образом сотворил мир, однако в тексте нет упоминаний о его партнерше.[381] Автор провозглашает единство бытия, утверждая: логос мира — то же, что логос Зевса (col. 15, 1–3). Отсюда следует, что слово, обозначающее" мир", и есть «Зевс» (ср.: Гераклит, fr. В 1, В 32). Текст Деревенского папируса важен во многих отношениях; с одной стороны, он подтверждает существование уже в глубокой древности самых настоящих тайных орфических сходбищ; с другой стороны, высвечивает монистическую, даже «монотеистическую» тенденцию некоей орфической теогонии.

Что касается мифа о происхождении человека из праха титанов, то он в ясном виде проступает лишь у более поздних авторов. (I–II вв. н. э.).[382] Но, как мы попытались показать в связи с мифо-ритуальной темой Диониса-Загрея (§ 125), соответствующие упоминания содержатся уже в древних источниках. Несмотря на скептицизм некоторых ученых, ссылки на титаническую природу человека позволительно различить в формуле Пиндара: "Искупление древнего беззакония" (fr. 133 Schr.), а также в отрывке из «Законов» (701с) — о тех, в ком "проявляется древняя природа титанов". Согласно сведениям Олимпиодора, можно предположить, что Ксенократ, ученик Платона, связывал понятие тела как «темницы» с Дионисом и титанами.[383]

При любой интерпретации этих расплывчатых сведений, верно одно: в древности миф о титанах рассматривался как «орфический». Судя по мифу, человек был наделен и титанической, и божественной природой одновременно, поскольку останки титанов содержали равным образом и тело Диониса-ребенка. Тем не менее, посредством обрядов очищений (katharmoi) и посвящения (teletai), а также ведя «орфический» образ жизни, можно было избавиться от титанического элемента и стать bakhos; иными словами, отделить божественное — дионисийское — начало и причаститься ему.

Нет необходимости подчеркивать новизну и оригинальность этой концепции. Вспомним месопотамскую параллель: сотворение человека Мардуком из земли (т. е. из тела древнего чудовища Тиамат) и из крови архидемона Кингу (ср. § 21). Но орфическая антропология, будучи не менее мрачной и трагической, парадоксальным образом содержит в себе элемент надежды, отсутствующий не только в месопотамской картине мира, но также и в гомеровской концепции. Ибо, несмотря на свое происхождение от титанов, человек, свойственным ему образом, причастен божественному. Он способен даже освободиться от «демонического» элемента, проявляющегося в мирском существовании как таковом (невежество, мясоедение и т. п.). С одной стороны, в этом можно усмотреть дуализм (дух-тело), весьма близкий к Платоновскому; с другой стороны — совокупность мифов, верований, правил поведения и посвящений, которые обеспечивают обособленность «орфика» от себе подобных и, в конечном счете, отделенность души от Космоса. Все это напоминает многочисленные индийские сотериологические учения и техники (§ 195) и предвосхищает возникновение различных гностических систем (§ 229 и сл.).

§ 182. Новая эсхатология