История вермахта. Итоги

Исполнителем этой директивы на месте Гитлер считал честолюбивого командующего группы армий Фердинанда Шернера[98], который как раз не принадлежал к числу скептиков в генералитете. Пятидесятидвухлетний генерал-полковник считал себя политическим солдатом в «войне мировоззрений». То, что это предвещало в дальнейшем, «курляндские воины», названные немецкой пропагандой героями, смогли ощутить очень скоро. За спиной у них было море. Поэтому отступление было невозможно, в то время как Красная армия осуществляла налеты, используя каждый раз все новые и новые силы. Вопреки отчаянному сопротивлению немецкие соединения оказались зажаты в маленькие «котлы».

Мы двигались по дороге на фронт и вдруг увидели, что нам навстречу едет Шернер. Мы остановились немного в стороне, и тут я заметил, что со стороны линии фронта идет какой-то солдат. Шернер вместе с его офицерами подбежал к нему, последовала короткая беседа. А потом генерал — я не мог слышать его, но это было ясно, — велел одному из офицеров сойти с дороги и застрелить солдата.

Хайнц Дроссель, подполковник

К северу от Риги оккупантам в начале октября 1944 года оставался только эстонский остров Эзель, по-эстонски Саарема, как последняя возможность отступления. Но и на острове продолжались ожесточенные бон. 10 октября остатки вермахта были оттеснены на полуостров Сворбе общей площадью 200 кв. км. Это был лишь вопрос времени, до тех пор, пока понесшие большие потери защитники не потерпели бы окончательное поражение. Тем не менее никто не собирался сдавать позиции. Примерно на 10 000 задействованных на Сворбе немецких солдат командование оказывало давление посредством угроз. «Никто не вернется с острова — разве только, чтобы отправиться в Сибирь». Герман Ульрих, 24-летний капитан и командир батальона, должен был довести тогда этот циничный приказ фюрера до своих подчиненных, как он сообщает в своих воспоминаниях. Об отходе или бегстве из этой засады нельзя было и подумать, ведь кругом была вода. И в то, что Советы будут вести себя с ранеными или пленниками корректно, никто из солдат не верил. Так значение боевого применения на эстонском острове для большинства состояло в том, просто чтобы оттянуть момент неизбежной смерти.

На всех фронтах потери в этой военной фазе достигли огромных размеров. Только на Восточном фронте в третьем квартале 1944 года погибло свыше полумиллиона немецких солдат. Каждый день погибало в среднем 5750 солдат вермахта, каждую неделю их количество приравнивалось уже к двум с половиной дивизиям.

«Смерть стала обыденной, — подтверждает Курт Феттер, который как обер-ефрейтор вел бои на Сворбе на передней линии фронта, — и мы всегда стояли перед вопросом: „Как долго ты еще хочешь биться здесь?" Только одно нам было ясно: как простой солдат с передовой ты никогда не выйдешь отсюда живым. Когда-нибудь попадет и тебе. Если ты удачлив, это будет всего лишь ранение, после которого ты еще сможешь идти. А если тебе не везет, то тебе разорвет туловище или ноги…»

«Никто больше не верит этому, — писал 30 октября сослуживец Феттера Август Мюллер своим „дорогой жене и дочери" домой. — никто больше не верит, что кто-то хочет оставить этот маленький кусок острова Эзель [Сворбе]. Земля действительно бесконечно пропитана кровью. Это и неудивительно, ведь остров такой маленький. Русские потеряли здесь очень, очень много людей. От нашего старого взвода связи осталось в целом три человека в двух батальонах. Все другие либо ранены, либо убиты. Война требует многого…»

Это были ежедневные будни в болотистых стрелковых окопах, в которых не было ни матрасов, ни санитарных устройств и — в идеальном случае — в день в жестяной посуде выдавалась одна продовольственная пайка. Если солдат погибал, его товарищи тут же хватались за его рюкзак, запас боеприпасов, что опять же повышало собственные шансы на выживание.

Пулеметчик за работой. Восточный фронт, август 1944 г.

Казаки на службе в СС. Восточный фронт, лето 1944 г.

Повышение по службе. Добровольцы из казачьего полка

Сапер проделывает проход в заграждении

Однажды Курт Феттер, сидя в окопе, весь день вынужден был слушать, как его товарищ, подорванный на мине, жалобно просил о помощи, пока его голос совсем не стих. Никто не пришел, чтобы помочь ему в его беде. Так как при этом сам его спаситель неизбежно попал бы под пули.