Однако вскоре ситуация изменилась: Гитлер стал давить на командование своих войск, готовя новую войну. Уже 9 октября 1939 года он издал меморандум, в котором говорилось о нападении на Францию. Рурская область рассматривалась как «ахиллесова пята рейха», слабое место, куда союзники могли нанести удар. Это предполагаемое нападение он хотел предупредить, планируя нанести «большой удар» по врагу еще до Рождества 1939 года. Предварительная дата нападения была назначена на 25 ноября. «Если мы не сможем довести дело до конца, то мы заслужили серьезную порку», — заявил он. Военное руководство было шокировано. Оно теперь слишком хорошо знало о слабых местах вермахта, обнаружившихся после польской кампании. Но их фюрер, казалось, намеревался молниеносно отреагировать на опасности, грозившие империи с запада, и обрести спасение в нападении. «Для его начала никогда не рано. Предстоящие месяцы не приведут к значительному увеличению наших наступательных сил, но гораздо с большей вероятностью будут использованы противником для укрепления обороны», — говорил Гитлер. Однако меморандум, созданный верховным командованием, содержал иные выводы: вермахт не был оснащен для борьбы против «постоянных укреплений». Генерал Браухич посчитал идею «безумием», и даже сам Вальтер фон Райхенау, которого называли нацистским генералом, назвал планы Гитлера «прямо-таки преступными».
Противником, вызывавшим наибольший страх, была, разумеется, Франция. В первую очередь из-за воспоминаний о Первой мировой, боязни, что германская армия снова будет истекать кровью на Западе. Генералитет и в особенности Гальдер сделали все, чтобы предотвратить эту войну.
Как это уже было осенью 1938 года при Судетском кризисе, командование вермахта было взбешено игрой ва-банк, в которую играл Гитлер. Оно снова заявило о своих профессиональных сомнениях: подобная война слишком «преждевременна и бесперспективна», войска измотаны, снабжения не хватает. И, как и в 1938-м, генерал-полковник Франц Гальдер решился устранить Гитлера, подняв против него путч. Посвящен в эти планы был офицер Абвера Гельмут Гроскурт. Он записал в своем личном дневнике, как Гальдер стоял перед ним в слезах, «он уже несколько недель приходил с пистолетом в сумке к Эмилю [Гитлеру], чтобы, возможно, выстрелить в него через толпу». Заговорщики были едины в том, чтобы снова привести в исполнение планы путча в случае, если Гитлер отдаст приказ о нападении на Запад.
Впрочем, Гальдер, будучи отличным тактиком, надеялся, что без путча все-таки можно будет обойтись. Прежде чем организовывать государственный переворот, с Гитлером должен был встретиться фон Браухич, чтобы высказать фюреру свое мнение и ясно и недвусмысленно представить все возражения. На этот разговор, намеченный на 5 ноября, Гальдер возлагал большие надежды. Тем в большем смятении он оказался, когда Гитлер с дикими криками «осадил» главнокомандующего армии фон Браухича и, хлопнув дверью, покинул комнату. «Белый как смерть, с перекошенным лицом» вышел Браухич со встречи. «Я ничего не буду делать, но я и не буду сопротивляться, если это сделает кто-то другой», — это было все, что он смог сказать. Одно-единственное предложение, характеризующее поведение всего военного начальства. Сопротивление Гальдера было подавлено еще до того, как перешло в активную фазу. Единственного припадка бешенства Гитлера полностью хватило на то, чтобы смести со стола все возражения руководителя генерального штаба.
Ставка. Внезапно мы оказались в той же атмосфере, какая царила в 1938-м незадолго до Мюнхенской встречи. На утро на доклад к Гитлеру записался Браухич. От этой встречи напрямую зависит принятие окончательного решения. Однако Шахт спокоен, он убежден, что ничего не происходит: «Вот увидите, хитрый Гитлер чует, что в воздухе пахнет жареным, так что завтра он не объявит никакого решения».
Майор Гроскурт, который был одной из движущих сил раннего военного сопротивления, написал 6 ноября в своем личном дневнике: «…все уже слишком поздно и абсолютно запутано. Эти нерешительные военачальники вызывают отвращение. Страшно».