119. По прибытии с флотом в Азию Датис и Артафрен привели пленных эретрийцев в Сусы. Царь Дарий распалился на эретрийцев страшным гневом (еще до их пленения) за то, что они первыми начали борьбу с персами. Увидев теперь приведенных к нему эретрийцев в своей власти, царь не причинил им никакого зла, но приказал поселить их в области Киссия в своем поместье по имени Ардерикка. Ардерикка находится в 210 стадиях от Сус и в 40 стадиях от известного колодца, откуда добывают три разнородных вещества: именно из этого колодца вычерпывают асфальт, соль и масло следующим образом[774]. Асфальт вычерпывают с помощью колодезного журавля, а вместо ведра прицепляют к нему пол винного бурдюка. Погрузив бурдюк, зачерпывают им жидкость и выливают в сосуд. Затем жидкость переливается в другой сосуд, где она разлагается на три составные части. Асфальт и соль тотчас же осаждаются. Масло же […][775] Персы называют его «раданака», оно черного цвета с неприятным запахом[776]. Здесь-то и поселил эретрийцев царь Дарий. В этой местности они живут еще и до нашего времени и сохранили родной язык. Такова была судьба эретрийцев.
120. После полнолуния прибыло в Афины 2000 лакедемонян. Они двигались так быстро, стараясь прийти вовремя, что были уже на третий день по выступлении из Спарты на Аттической земле. Несмотря на то что спартанцы опоздали к сражению, они все же хотели посмотреть на павших мидян. Они прибыли в Марафон, осмотрели поле битвы и затем, воздав хвалу афинянам за победу, возвратились домой.
121. Меня удивляют и представляются совершенно невероятными толки о том, будто Алкмеониды действительно вступили тогда в соглашение с персами и подняли даже сигнальный щит персам, желая предать афинян под иго варваров и Гиппия. Ведь они были такими же или еще бо́льшими ненавистниками тиранов, как Каллий, сын Фениппа, отец Гиппоника. Этот Каллий, один из всех афинян, осмелился после изгнания Писистрата из Афин купить объявленные через глашатая к продаже имения тирана. И по всякому поводу Каллий проявлял свою смертельную вражду к Писистрату[777].
122. Этот-то Каллий заслуживает того, чтобы о нем часто вспоминали. Ведь, как было уже сказано, он не только храбро защищал свободу родины, но завоевал первую награду в Олимпии на беговой лошади, а на четверке — вторую. На Пифийских играх он уже прежде получил награду и своей роскошью прославился по всей Элладе. А затем, каким щедрым отцом он стал для своих трех дочерей! Когда дочери достигли брачного возраста, он роскошно одарил их и позволил каждой выбрать себе среди афинян мужа, какого она сама хотела, и тому отдал ее.
123. Такую же великую ненависть, как он, питали к тиранам и Алкмеониды. Поэтому-то я удивляюсь и не могу поверить клевете, будто они подняли [персам] сигнальный щит. Ведь все время правления тиранов Алкмеониды провели в изгнании, и их стараниями Писистратиды лишились власти. Поэтому, я думаю, они были еще в гораздо большей степени освободителями Афин, чем сами Гармодий и Аристогитон. Ведь умерщвление ими Гиппарха только ожесточило оставшихся в живых Писистратидов, но не покончило с тиранией. Алкмеониды же действительно освободили Афины, по крайней мере если верно, что они склонили Пифию повелеть лакедемонянам, как я рассказал об этом выше, освободить Афины.
124. Но, быть может, Алкмеониды предали свой родной город в раздражении на народ афинский? Напротив, в Афинах не было знатнее и более уважаемых людей, чем они, и потому даже невероятно, что они с такой целью могли поднять [сигнальный] щит. Щит был тогда действительно поднят — этого нельзя отрицать, потому что это правда. Но кто все-таки его поднял — я не могу ничего больше об этом сказать.
125. Алкмеониды были в Афинах уже издревле знамениты. Со времен же Алкмеона и Мегакла они достигли высокого почета. Алкмеон, сын Мегакла, оказал помощь лидийцам, прибывшим из Сард от Креза к дельфийскому оракулу, и заботился о них[778]. Услышав от своих послов к оракулу об услугах Алкмеона, Крез просил его прибыть в Сарды. Когда Алкмеон приехал в Сарды[779], царь дал ему в подарок столько золота, сколько он мог сразу унести на себе. Алкмеон же ухитрился еще умножить этот щедрый дар. Он облекся в длинный хитон, оставив на нем глубокую пазуху. На ноги он надел самые большие сапоги, которые только можно было найти. В таком одеянии Алкмеон вошел в сокровищницу, куда его ввели. Бросившись там на кучу золотого песка, Алкмеон сначала набил в сапоги сколько вошло золота. Потом наполнил золотом всю пазуху, густо насыпал золотого песку в волосы на голове и еще набил в рот. Выходя из сокровищницы, Алкмеон еле волочил ноги и был похож скорее на какое-то другое существо, чем на человека. Рот его был полон, и вся одежда набита золотом. При виде этого Крез не мог удержаться от смеха и не только оставил все унесенное им золото, но еще и добавил не меньше. Так-то этот дом чрезвычайно разбогател. Алкмеон же этот держал четверку лошадей и победил в Олимпии, получив награду[780].
Александр Васильевич Сухово-Кобылин , Александр Николаевич Островский , Жан-Батист Мольер , Коллектив авторов , Педро Кальдерон , Пьер-Огюстен Карон де Бомарше
Драматургия / Проза / Зарубежная классическая проза / Античная литература / Европейская старинная литература / Прочая старинная литература / Древние книги